Грачия Симонян только что вернулся из командировки и еще не успел выйти на службу. Писал отчет о поездке.

– Какой труп? – удивился он телефонному звонку Ярового. – Еще не похоронили? Хорошо. Приеду, посмотрю. А чем убит, ножом или пулей?

– Сердечной недостаточностью, – ответил Яровой в трубку. Та умолкла недоуменно и вдруг хохотнула недоверчиво:

– Так и скажи, что просто повидаться хочешь. Шутник…

…В морге было темно и холодно. Тусклая лампочка едва освещала лица покойников.

– Вот этот, – показал Яровой.

Симонян сдернул простынь с мертвого, вгляделся в лицо. Отрицательно покачал головой. Потом татуировки стал рассматривать. Сначала на груди, на руках. Затем внимательно осмотрел наколки на ногах: «они устали», «они хотят отдохнуть».

– Ишь ты, а у кого они не устали? – хмыкнул Грачия. Перевернул покойника кверху спиной, расхохотался, увидев татуировки. Потом снова перевернул. И вдруг ткнул мертвого в щеку:

– Глянь, в «суках» ходил. Во «мушка» какая на щеке! Цыганской иглой сделана. Но он не вор. Штампа нету.

– Штампа? – Яровой изумился, об этом он слышал впервые.

– Ну да, штампа! Воры его, извини за выражение, на заднице до смерти носят.

– Зачем?

– Ну вот у Дяди, к примеру, у бывшего вора, на одной ягодице четвертная выколота, на другой – рука. Когда идет – все эта рука деньгу ловит. А вот у Шила, в Магадане он теперь срок отбывает, на одной – золотая десятка, на другой – русалка постыдная. У иных на одной – пачка денег, на другой – мешок. А у этого, глянь. Псих какой – то. Тоже мне калымщик. Верно, мышь– это зэк, а кошка – он – «сука».

– Ну и метки!

– А что? Для блатного они– как фамилия. У многих есть, а все разные.

– Скажи, ты не знаешь, когда его могли так отделать? – Яровой указал на татуировки.

– Он еще до войны сидел. Тогда вот так писали «Колыма». С закорючками. С форсом. Позже уже иначе. Мастера сменились.

– Скажи, а как ему могли разрыв сердца сделать?

– Этих «сук» блатные всяко изводят. Ты слышал про полый шприц? Так вот, такое просто делается: берут шприц и вводят в вену пару тройку кубиков воздуха. Через полчаса – крышка.

– А как узнать?

– Внешним осмотром почти невозможно. Отверстие в коже и в вене закрывается через пять часов. Но сердце… Стоило погрузить сердце этого типа в банку с водой, как из него пузыри воздуха пошли бы. Но кто знает? Может, я и неправ.

– Это эксперты уже делали, погружали. Никаких признаков. Ну а трезвый человек проснулся бы от такого? Почувствовал бы?

– Еще бы! Прежде чем вставить «соломку», так называют эту хитрость, человека до визга свинячьего накачать надо спиртным. По трезвой кто же позволит такое над собой утворить!

– А что еще о разрыве знаешь?

– Многое. Да только все это следы оставляет… Разрыв сердца… А может этот тип в своей смерти сам виноват?

– Уточни, – попросил Яровой.

– Все просто. Нередко зэк по освобождении ударяется во все тяжкие. Тот же чай – пей чифир сколько хочешь. А от него разрыв сердца или белая горячка бывают.

– Но при вскрытии было бы обнаружено?

– Конечно. От чифира кишки чернеют.

– Послушай, Грачия, а почему не к водке тянутся?

– Иной за годы заключения напрочь забывает что это такое – водка. Привыкает к своему кайфу. И потом, на свободе, только его признает.