Изменить размер шрифта - +
] о достоинствах какого-то романа, состоящих в том, что герой его называется Борисом, о поставлении собственного я вразрез с окружающей действительностью;[9 - В статье «Русская литература в 1851 году. Статья четвертая и последняя» Ап. Григорьев писал о «дидактическом» направлении творчества В. Ф. Одоевского, который «требования своего Я поставил вразрез с действительными явлениями» (Москвитянин, 1852, № 4, отд. V, с. 100).] и самые повести г. Колошина и стихотворения г. Б. Алмазова, Эраста Благонравова, графини Евдокии Ростопчиной и т. п. – как хорошо шли к «Москвитянину»!

 

И все это снова группируется теперь в «Утре», – все, за исключением графини Евдокии Ростопчиной, которая недавно умерла и – увы! – даже не почтена была некрологом ни в одном журнале… И даже отношения лиц остались те же самые: бывшая молодая редакция по-прежнему язвит исподтишка бывшую старую, а старая по-прежнему предъявляет свои претензии на то, чего в ней нет и не бывало. Так, например, в «Утре» помещены, как мы сказали, два первые действия из трагедии г. Погодина «Петр Великий». Очевидно, что человек, занимающийся историей, пишет трагедию не затем, что ему нечего больше делать, а, уж верно, с мыслию – сделать свой труд литературным, художественным… Но послушайте, как г. Алмазов ограничивает все подобные претензии. В статье своей о поэзии Пушкина, на стр. 155, он говорит: «Слишком большая ученость плохо уживается с поэзией. Трудно представить себе, чтобы историк, подробно разработывающий исторические материалы, вполне художественно наслаждался характерами лиц, о которых говорится в разбираемых им актах». После такого объявления замечание г. Погодина, что в его трагедии «все лица, действия, мысли (?) и даже (!) большая часть речей и слов взяты из подлинных современных документов», – это замечание является уже прямо отрицанием чисто художественных, поэтических достоинств трагедии г. Погодина… Но, может быть, – она имеет все-таки достоинства по глубине основной мысли и по искусству ее развития? Очень может быть: г. Погодин – человек умный, имеющий много исторического знания и умеющий им пользоваться. По первым двум действиям нельзя произнести полного суда над всей драмой; можно заметить только некоторые частности, не совсем удачные; но из того, что напечатано, уже видно, что у г. Погодина была, например, одна новая в нашей литературе мысль – представить, между прочим, какое участие в деле Алексея Петровича принимал Меньшиков и Екатерина… Но послушайте, как об этом рассуждает г. Алмазов: «Какими частными достоинствами ни блистало бы поэтическое произведение, но если в нем развивается какая-нибудь философская идея, если поэт хочет им что-нибудь доказать, – оно уже лишено свежести и представляет натяжки в построении. Давно всеми признано за истину, что решение политических и социальных вопросов не дело поэзии, что они вредят поэтическим произведениям» (стр. 155). Итак – и с этой стороны г. Погодину полное осуждение. Но все-таки его трагедия может еще иметь значение как умное представление в лицах одного из важных исторических событий, служащее выражением особенного взгляда, какой выработал ученый автор… И то может быть; но послушайте, как отзывается об этом г. Алмазов: «Если художник заимствует свой взгляд на исторические события из исторических книг, писанных с целью доказать какую-нибудь философскую истину, – произведения его, заимствованные из истории, будут явлениями эфемерными. Историческое соктэрство[10 - Т. е. сектантство (от фр. sectaire – сектант).] суживает взгляд художника на всемирные события, заставляя его смотреть на них с одной какой-нибудь точки зрения, делает его произведения интерессными [1 - Вероятно, для придания себе характера литературного и интересного «Утро» везде пишет «литтература» и «интерессный».

Быстрый переход