- Вспомнил, как носил тебя на руках, - сказал он. - Ездил с тобой на рыбалку. Как ты всегда прибегала ко мне с каждым затруднением. А теперь выросла. Неужто правда, влюбилась? Или морочишь голову? Тебе ведь только восемнадцать. 

 

- Папа, ну при чем тут возраст! Я же не собираюсь замуж. Даже и не думала об этом. Просто у этого Ермака такое хорошее лицо, как у Гагарина. И мне стало грустно, когда он покормил белку и ушел... Даже не взглянул на меня. И теперь вот не он придумывает всякие предлоги, а я... 

 

- А что тебе надо от него, дочка? 

 

- Видеть его, хоть изредка. И... чтоб он меня тоже видел. Не знаю, в общем. Все эти месяцы мне просто хотелось его найти. 

 

Я пригорюнилась. Отец вдруг расхохотался. 

 

- Ну и Владька, ведь надо же... 

 

- Что тут смешного? - Я даже обиделась.- Знала бы, что будешь смеяться, и не рассказала бы тебе. 

 

- Ну, прости. Уж очень неожиданно. Зайцев парень хороший. Он тебя не обидит. Девки-то за ним табуном бегают, а он ни-ни. Серьезный. Живо мозги вправит. 

 

- Так уж и табуном? - усомнилась я, но была уязвлена до глубины души. 

 

- Бегают за ним, смотреть тошно,- уже серьезно подтвердил отец,- ни девичьего стыда, ни чувства достоинства. Звонят, письма пишут, записки. Как же, не женат, зарплата приличная, однокомнатная квартира в центре Москвы. А женится - дадут побольше квартиру. Хорошо, что он скромный и волевой парень, все эти записки и телефонные звонки ему что шелуха от семечек - беспорядок и мусор, больше ничего. 

 

Я буквально помертвела. Ох, зачем же я звонила ему! Попала в табун тех, кто без достоинства, да еще имя назвала свое. Какой срам! Теперь и я для него - шелуха от семечек. Что я наделала! 

 

Мы долго оба молчали. Четко доносились сюда, на четвертый этаж, звонкие мальчишечьи голоса, погромыхивали троллейбусы, надрывно ревели машины, преодолевая подъем. Улица Булгакова идет по склону холма. Когда-то здесь шумел лес... Мне было очень грустно. 

 

Отцу стало меня жалко. 

 

- Ну, не расстраивайся так. 

 

- Ты же еще не знаешь... 

 

И я разревелась, как маленькая, вслух. Всхлипывая, рассказала папе про злополучный телефонный разговор. Отец даже крякнул и потянулся за папиросой. 

 

- Успела! Что б тебе посоветоваться сначала. 

 

- А я разве знала. 

 

Сердце у меня разрывалось от горести, слезы текли так обильно, что попадали в рот - соленые и горькие. 

 

- Хватит, Владька,- поморщился отец (он не выносил слез),- ладно, придумал я предлог... Придется только как следует поработать тебе. 

 

- Но я уже звонила ему... имя он знает. Что делать теперь? 

 

- Скажешь, что об этом деле и хотела поговорить, но чего-то застеснялась. 

 

- Каком деле? 

 

- Высморкайся хоть да умойся. Холодной водой! Беда быть взрослой дочери отцом. 

 

Пока я умывалась и причесывалась (папа не любит лохматых), он уже убрал со стола и ушел к себе. 

 

Когда я вошла, он читал томик Есенина. Когда папе хочется уйти от обыденности, он всегда читает стихи. Но разве моя любовь - это обыденность? Я нехорошо начала, уподобилась тем... кто гоняется за женихами.