- Напрасно тратилась,- заметила она,- у меня все есть. Аркадий приносит все, что надо. Но раз уж принесла, положи в тумбочку. 

 

Я положила продукты и присела на табурет, стоящий возле ее кровати. Наверно, табурет подали для Моржа. 

 

Мама была бледна, но я вообще не помню ее румяной. Я ожидала увидеть ее - ну, более слабой, что ли. Но мама как будто чувствовала себя неплохо. 

 

Я обрадовалась, что мама не так сильно страдает. 

 

В палате кроме нее лежали еще три некрасивые пожилые женщины, но, видимо, добродушные и веселые. 

 

Мама и в больнице ухитрилась уложить волосы и была, как всегда, подтянута, строга и не то что недоброжелательна ко всем, а просто она и здесь не одобряла кого-то. Женщины с интересом уставились на меня. Они тоже не казались тяжелобольными, и я немного успокоилась, решив, что Морж преждевременно впал в панику. 

 

Мама спросила, как отец, как Валерий. 

 

Я попеняла ей, почему она не известила о своей болезни. 

 

- Как раз собиралась позвонить,- апатично сказала она. Потом стала ругать больницу и ее порядки. Какой-то женский монастырь: все врачи до единого женщины и главврач - женщина. Порядка никакого. 

 

Я не стала рассказывать ей о папиных неприятностях на заводе, чтоб не волновать ее. Да мама и не спрашивала. Ока говорила сама - больше о больничных делах. 

 

Когда я уходила, мама вышла проводить меня до лестницы, па ней был свой, очень эффектный, новый халатик. И свои домашние туфли. 

 

У лестницы она пожаловалась на соседок по палате: дуры ужасные, какие-то вывихнутые мозги. 

 

Мама смущенно попросила меня приходить пореже. 

 

- Почему? - удивилась я. 

 

- Видишь ли... врач даже Аркадию не советует часто меня навещать... чтоб не утомлять. 

 

Мама боялась, что мое посещение зачтут и лишний раз не пустят к ней Моржа. 

 

- В следующий раз пусть Валерий придет,- крикнула она мне вслед, перегнувшись через перила лестницы. 

 

Возвращалась я домой грустная, но успокоенная. Почему-то я решила, что ничего опасного нет. 

 

Дома у нас сидел Ермак. Только что закончили партию в шахматы. Выиграл отец. 

 

Да, Ермак стал часто приходить к нам. Это была единственная радость во всех моих неприятностях в последнее время. Но конечно, не из-за меня он приходил, а из-за папы, они подружились, несмотря на разницу в возрасте. 

 

Они сидели, склонившись за шахматами, а я усаживалась с ногами на тахту и смотрела на Ермака. Со мной он никогда не играл в шахматы... Еще бы, я играла из рук вон плохо, и ему просто не интересно было тратить на меня время. Я и в карты не умею играть, кроме как в дурачка. А вот с папой он любил сыграть партию-другую. Иногда они поднимали головы от своих шахмат, и оба улыбались мне, а потом опять забывали о моем присутствии. 

 

Когда мне становилось невмоготу, я шла на кухню, приготавливала чай и накрывала на стол. Мы пили втроем чай с рогаликами или слойками, и Ермак рассказывал какой-нибудь эпизод из своей работы в угрозыске. 

 

Его крайне беспокоила Зинка Рябинина. Она начисто порвала с прежней своей компанией, взявшейся наконец за ум. Ее частенько видели в обществе Зомби.