- Магнитофон. И поживее. 

 

Тесную комнату заполнил низкий, выразительный, чуть хрипловатый голос Шуры: 

 

Ты не стой, не стой 

 

На горе крутой. 

 

Тебя ветер бьет, 

 

Тебя дождь сечет... 

 

Попов медленно снял очки и закрыл рукою глаза. О, хоть бы он заинтересовался! Хоть бы понял, что судьба столкнула его с настоящим талантом. 

 

Попов внимательно прослушал пленку, потом протянул руку. Догадавшись, я мгновенно сунула ему фотографии. 

 

Он с интересом их рассмотрел. Угрюмость его как ветром сдуло. 

 

- Где твой фильм, пошли! - поднялся он. 

 

Минут через пять мы уже сидели в небольшом просмотровом зале. Лохматый юноша в свитере, чертыхаясь, прилаживал пленки. Я торопливо объясняла: 

 

- Борис Викентьевич, фильм ведь совсем самодельный. Снимал сельский учитель, физик, а сценарий должна была придумать я... И репетировала с ней я... Учитель не оператор, я не режиссер... Шура... не виновата... Если бы в умелых руках... 

 

- Неужели я не понимаю? - удивился он и приказал мне сидеть спокойно и молчать. 

 

Я волновалась все больше. Дело в том, что я ведь не видела этого фильма. Ни у кого из моих знакомых не было кинопроектора. Поэтому я вся замерла, когда фильм, начался, Шли кадры, отснятые еще при мне. Попов наклонился вперед, облокотившись на спинку моего стула, А у меня от волнения туман какой-то пошел перед глазами, и я уже ничего не различала. Успокоилась я лишь к концу, и единственное, что хорошо разглядела, кто сцену на холме. Шура сыграла ее иначе, чем мы с ней репетировали, и лучше. Ото была уже не одна конкретная женщина, потерявшая мужа, сна поднялась выше и выразила горе сотен, тысяч женщин, и это было - искусство. 

 

Последние кадры крупным планом... 

 

Механик включил свет. 

 

- Иди пока, не мешай,- сказал ему Попов нетерпеливо и обернулся ко мне. 

 

- Рассказывайте о ней все, что знаете, по порядку. 

 

Я рассказала все с самого начала, всю-то ее жизнь. О Рождественском и сосновых лесах вокруг, о том, как Шура осиротела в пятнадцать лет и пошла работать в колхоз, чтоб вывести братьев в люди. И как ее "обсмеяли" на экзаменах в театральный. И про ее безотказность в работе, и как сплетничают о ней бабы, и что голос уже стал не тот, и о приступах тоски. И сколько у нее книг, больше всего про театр. И даже то, что мой отец любит ее, рассказала я. 

 

А слушать Попов умел: слушал сочувственно и сердечно. 

 

- Пойдешь ко мне работать ассистентом? - спросил он вполне серьезно. 

 

- При чем здесь я? Что мы будем делать со Скомороховой? 

 

- Александру Прокофьевну будем срочно вызывать. Работать с ней придется до чертиков в глазах. Но она стоит того, чтоб режиссер доработался даже до инфаркта. Не понимаю, откуда в ней эта необычность и точность жеста... Неотразимо обаятельное существо. 

 

Глава пятнадцатая 

 

РАДОСТЬ АЛЕКСАНДРЫ СКОМОРОХОВОИ 

 

Дней через пять вечером кто-то нетерпеливо позвонил у дверей. Я занималась (удивительно, как все быстро забывается, чего доброго, провалишься на экзаменах в университет), отпирать пошел отец. 

 

Невнятное восклицание папы, и все затихло.