Или если бы ты хотя бы иногда по-человечески об этом просила. Даже пойти на… не буду уточнять, куда, гораздо приятней, если говорят «пожалуйста». Все люди… Но ты не говоришь. Ты рявкаешь. Мне надоело, что ты все время включаешь босса, Томка, — Алина виновато развела руками. — Ну вот надоело. Так что иди сама меняй пепельницу. Мелочь, а приятно.
— Слушай, ты… — процедила Тамила сквозь зубы, опасно сверкая глазами, но Алина перебила ее вежливым кротким тоном.
— Вы. Алина Михайловна. Стоя и почтительным шепотом. Шучу. Можешь не вставать. И кстати, Томочка, хотела тебя предупредить. Честно, как Минздрав. Если ты еще раз назовешь Женьку «тупой коровой», а ее сына — «паршивым сучонком» и настучишь Толику еще хотя бы про одну нашу замену, я отрежу тебе ноги и похороню тебя живьем… Да что же тебя так перекосило, Тамик? Не делай диагональное лицо — ты же у нас такая милашка! А?!
Лена, не выдержав, зашлась в приступе удивленного хохота, роняя сигаретный пепел на блестящий стол и обложку журнала. Тамила, задохнувшись от злости и изумления, начала очень медленно вставать, и Алина, памятуя об ее простых и тяжеловесных методах реагировать на какие-либо оскорбления, двинула стулом, тоже поднимаясь. Речь была хороша, только вначале следовало написать завещание, потому что сейчас, похоже, ее попросту убьют. Ну, вырвалось. Бывает. Раньше, правда, почему-то не бывало.
Неминуемый взрыв отодвинул приход нового клиента, и Тамила, погрозив Алине взглядом, словно тяжеловесным кулаком, отправилась за стойку. Ленка подтолкнула Алину локтем.
— Что на тебя нашло? Кстати, — она подняла указательный палец, — есть чудесное антистрессовое средство…
Алина посмотрела на нее умирающим взглядом. Лена запнулась, потом принялась с увлечением рассказывать о своем новом ухажере, и похоронная тоска в обращенных на нее зеленовато-карих глазах сменилась слабым интересом.
Тамила тем временем выжидающе смотрела на клиента, рассеянно разглядывающего уставленные бутылками зеркальные полки, потом, не выдержав спросила приветливым тоном палача, демонстрирующего узнику разнообразные орудия пыток.
— Что вам предложить?
— Двести водки, — тусклым голосом ответил клиент — сравнительно молодой мужчина с худым печальным лицом и пустыми глазами, облаченный в потертый плащ не первой свежести. Он стоял, слегка покосившись на один бок и покачивая головой. — Вон той.
Тамила подозрительно посмотрела на него, потом протянула руку за бутылкой, одновременно назвав цену. Мужчина задумался, потом полез в карман плаща и аккуратно выложил на барную стойку засохший тополиный лист. Несколько секунд он и Тамила молча рассматривали его, после чего барменша мрачно осведомилась:
— Что это?
— Вот, — пояснил человек в плаще, тыча в лист указательным пальцем.
— Что вот?! Я гербарий не собираю! Деньги давайте!
— Вот, — повторил мужчина сухим голосом, снова указывая на тополиный листик. — Двести вон той водки.
— Так, до свидания! — Тамила с грохотом вернула бутылку на место. На лице человека появилось тупое негодование.
— Водки…
— Мужчина! — металлическим голосом произнесла Тамила, казалось, сразу ставшая на добрый десяток сантиметров выше. — Уходите! Здесь наливают только за деньги! Рубли, доллары, евро! Андестенд?! До свидания!
Считая разговор оконченным, она развернулась и вышла из-за стойки, и в тот же момент человек, до сих пор напоминавший марионетку, повисшую на пальцах задремавшего кукольника, вдруг ожил и метнулся вперед. Его левая рука ударила взвизгнувшую Тамилу в плечо и припечатала ее к стене, обрушив полку с экспозицией старых фонарей и керосиновых ламп, в то время как правая нырнула куда-то за полу плаща. |