Адамберг встал у Данглара за спиной и некоторое время смотрел на строчки на экране.

– Послушайте, Данглар, объявился один тип, который рисует на дверях квартир какие‑то нелепые четверки. Если точнее, это было в трех домах. Один дом в Тринадцатом округе и два в Восемнадцатом. Я вот думаю, не взглянуть ли на них.

Пальцы Данглара замерли над клавиатурой.

– Когда? – спросил он.

– Да прямо сейчас. Надо только фотографа предупредить.

– Зачем?

– Ну, чтобы сфотографировать, пока люди их не стерли. Если еще не стерли.

– Но для чего? – недоумевал Данглар.

– Не нравятся мне эти четверки. Совсем не нравятся.

Итак, худшее было сказано. Данглар панически боялся слов «мне не нравится то, мне не нравится это». Полицейскому не должно что‑то нравиться или не нравиться. Его дело работать и думать. Адамберг вошел к себе в кабинет и увидел записку Камиллы. Если он вечером свободен, она могла бы зайти. Если занят, то не мог бы он ее предупредить. Адамберг кивнул. Разумеется, он свободен.

У него сразу поднялось настроение, он снял трубку и вызвал фотографа. Тут в кабинет вошел Данглар, лицо угрюмое, но в глазах любопытство.

– Данглар, как выглядит фотограф? – спросил Адамберг. – И как его зовут?

– Три недели назад вам представили всю команду, вы каждому пожали руку, мужчинам и женщинам, а с фотографом даже поговорили.

– Может быть, Данглар, даже наверняка так и было. Но это не, ответ на мой вопрос. Какой он из себя и как его зовут?

– Даниэль Бартено.

– Бартено, Бартено, такое имя не сразу запомнишь. Так какой он?

– Можно сказать, худой, подвижный, беспокойный, часто улыбается.

– А особые приметы?

– У него крупные веснушки и рыжая шевелюра.

– Очень хорошо, замечательно, – сказал Адамберг, доставая из стола лист бумаги.

Он склонился над столом и записал: «худой, рыжий, фотограф…»

– Как, вы сказали, его зовут?

– Бартено, – отчеканил Данглар, – Даниэль Бартено.

– Благодарю вас. – Адамберг сделал приписку в памятке. – Вы заметили, что в команде есть один высокий болван? Я говорю «один», но, может, таких много.

– Это Фавр, Жан‑Луи.

– Да, он. Что будем с ним делать?

Данглар развел руками.

– Извечный вопрос, – сказал он. – Будем перевоспитывать?

– На это уйдет лет пятьдесят, дружище.

– А что вы собираетесь делать с этими четверками?

– Если бы я знал, – вздохнул Адамберг.

Он открыл блокнот и показал ему рисунок Маризы:

– Вот какие они.

Данглар посмотрел и вернул ему блокнот:

– Там что‑то случилось? На кого‑то напали?

– Нет, только эти художества. Почему не пойти взглянуть? Все равно, пока у нас на окнах нет решеток, все дела отсылают на набережную Орфевр.

– Но это ж не значит, что надо всякой ерундой заниматься. Есть и другая работа, надо все подготовить.