— У меня, между прочим, палатка трёхместная… Я специально брал побольше…

— Барон, отвали от гроба! — отчеканила Александра, снова наклоняясь над недовязанным узлом.

— Ну хочешь, я к Соболю спать пойду? А ты с Мариной… Ведь когда-то вы…

— Ага, когда-то. А теперь с Соболями в палатке Виталик. И куда, кстати, ты собираешься деть своего собственного сына? Или ты про него опять забыл?.. Не обижайся, Барон! — Александра бросила быстрый взгляд на мужчину.

Барон смотрел в небо между ветвями, плотно сжав губы. Ох, не делай доброе дело, не будешь за него и наказан! Если повезёт…

— Я накосячила, мне и отдуваться, — примирительно сказала Александра. — Сегодня как-нибудь перетопчусь, а завтра всё починю.

— Я могу переночевать в машине, — сухо произнёс Барон.

— Не надо жертв! — Александра рассмеялась. — Всё под контролем!

Барон подумал, что по её характеру она должна была бы язвительно захихикать, но смех был на удивление хороший — молодой и открытый.

— Всё хорошо в этом лучшем из миров, Барончик! — сказала она. — А если у тебя по плану почувствовать себя обиженным и несчастным, топай к Марине в поварята. Тут же получишь по полной программе…

К часу ночи ситуация определилась.

Большая оранжевая палатка Соболей с натянутым над ней полиэтиленом гордо высилась на пригорке над берегом. Шатровая, суперсовременная палатка Барона расположилась у самой воды. В ней на фирменном самонадувающемся коврике Барона, но в своём, с клочьями вылезающего там и сям синтепона спальном мешке залегла Александра. В салоне «буханки» расположился сын Барона Кирилл и при свете лампочки возился с маленьким компьютером. Он решительно заявил, что в машине ему будет удобней всего. Рядом с ним, свернувшись в клубок на переднем сиденье, спал Монморанси — фокстерьер Барона. У костра на бревне сидела Марина и большой иглой пришивала отрывающиеся петли палатки Александры. Сам Барон нарезал новые верёвки и оплавлял на костре их концы.

Рисовая каша с мясом была давно съедена. Разноцветные миски, ложки и кружки грязными валялись вокруг костра. Это обыкновение — мыть посуду лишь перед следующей едой — тоже тянулось с давних времён, но минувшие годы не прошли даром — Марина гневно косилась. Виталик проследил её взгляд, собрал посуду в ведро и пошёл к реке — мыть.

— Слушай, парень, а почему ты должен мыть за всех? — крикнул ему вслед Барон. — Встанут утром и вымоют. И я тоже. Оставь…

— А почему я должна зашивать чью-то палатку?! — тут же вскинулась Марина.

— Да ничего ты не должна, — пожал плечами Барон. — Сама вроде вызвалась. Если надоело, дай я…

— Ты когда последний раз шил-то? — усмехнулась Марина.

— Не помню… — Барон зевнул. — Но ведь шил когда-то… В армии мы все шили… Так если ты прямо сейчас не будешь швырять мне всё это в физиономию, я, с твоего позволения, привяжу верёвочку?

— Привязывай, чёрт с тобой, — разрешила Марина. — Брунгильда, шла бы ты к хозяйке, а? Где Сандра, Брунгильда? Ищи Сандру! Брысь, кому говорят!

Огромная лохматая собака с чёрной клокастой шерстью и белым пятном на груди лежала возле костра и, красноречиво облизываясь, умильно поглядывала на недоеденную буханку хлеба. В тёмных глазах плясали язычки пламени.

— Марин, а Хильда-то тебе чем помешала? — удивился Барон, затягивая очередной узел на петлях многострадальной палатки. — Она же, в отличие от моего Монморанси, не лает и не прыгает как заведённая…

— Если честно, я её как-то побаиваюсь, — доверчиво сказала Марина, перекусывая нитку.