Брови хозяина кабинета удивленно метнулись вверх.

– Да? Ну, как бы то ни было, толку от этого оказалось немного – что там голове у парня вроде Освальда, заранее ведь не узнаешь; цель была только одна – показать Джонсону, что Служба, которая его охраняет – уже вовсе не та, что проворонила убийцу его предшественника. Однако после чистки многие толковые ребята – действительно толковые – ушли, Эрни. Видно, здорово обиделись. И не нам их винить. Так вот у них теперь собственное агентство...

– Предлагаешь мне отставных полицейских в мундирах без погон? Благодарю покорно.

– Не думай, это не обычное охранное заведение. Они пашут на больших шишек – стерегут заезжих глав правительств, послов, охраняют их резиденции и все такое. Работают даже лучше, чем мы – и то сказать, их клиенты не имеют привычки, сойдя с трапа, ручкаться с каждой шантрапой. Я от этого просто с ума схожу. Слушай, какого черта президентом обязательно становится политик? Выбрали бы кого нибудь... Говарда Хьюза, не знаю... Нет – все политики. – Он помолчал. – А что ты говорил, будто имеешь какое то отношение к чистке?

Уолгрин пожал плечами.

– Я делал для президента кое какую работу, – произнес он. – По охранному ведомству.

– А для какого именно президента?

– Для всех. Вплоть до нынешнего.

Охранное агентство бывших сотрудников Службы безопасности называлось «Палдор». Отрекомендовавшись также бывшим сотрудником Службы, Уолгрин был препровожден на сей раз в кабинет того типа, к которому он привык – хороший вкус в сочетании с элегантной строгостью.

Цветущие вишни и блестящая лента Потомака за окнами. Скотч со льдом. Внимательный взгляд, полный сочувствия. Собеседника Уолгрина звали Лестер Пруэл, и о нем Уолгрин кое что знал. Внешне мистер Пруэл являл собой тип загорелого блондина шести футов ростом, с внимательным, острым взором голубых глаз. В облике его ощущалась некая вежливая непринужденность, которую никогда не увидишь у сотрудников правительственного аппарата – безошибочный признак того, что этот человек сам принимает решения. Решением, которое он принял в отношении Эрнеста Уолгрина, было категорическое «нет».

– Я бы рад помочь, – Пруэл покачал головой, и в солнечном луче вспыхнули его тщательно зачесанные назад светлые с сединой волосы, – но, приятель, это же всего навсего телефонный звонок.

– Я хорошо заплачу.

– Мы берем не меньше ста тысяч – и это так, приехать посмотреть. А представь, во сколько встанет настоящая работа. Имей в виду – мы ведь посылаем не компанию отставных сержантов в синих пижамах, которым осталась пара шагов до биржи труда. Наша охрана – с гарантией.

– Да, выйдет немало.

– Милый мой, да мы бы сделали все за так – если бы были уверены, что на то действительно есть причина. Связи со своими мы стараемся поддерживать. И уж если на то пошло, с удовольствием предложили бы тебе, Уолгрин, место в нашей конторе. Только, похоже, для старой служебной собаки ты и так весьма недурно устроился.

– Мне угрожает смерть, – ответил Уолгрин.

– Слушай, ты в последнее время не слишком налегал на секс? В нашем возрасте такое случается – теряешь вдруг чувство меры. Мы то с тобой ведь хорошо знаем, что один телефонный звонок...

Вечером следующего дня Эрнест Уолгрин из Миннеаполиса, штат Миннесота, вылетел в Манчестер в Нью Гемпшире для опознания трупа своей жены.

Шприц вонзили в затылок – словно желая ввести что то прямо ей в мозг. Но шприц был ветеринарным – и в мозг не было введено ничего, кроме длинной толстой иглы. Иглы и струи воздуха.

Струя воздуха, попавшая в сосуд – смерть наступила почти мгновенно.