|
Потом помахал людям на плотах. — Все! — Он опустил руки и повернулся к Ривасу. — Да, именно поэтому. И именно поэтому я все еще пытаюсь подавить ее, и поэтому покалокас забивают всех, кто хотя бы насвистит мелодию. Ну, не вся музыка оказывает такой эффект, но я полагаю, лучше уж перестраховаться. В основном это относится к сложным ритмам, которые вы называете пальбой. Судя по всему, волновые частоты моего мозга каким‑то образом реагируют на ваши музыкальные частоты и размеры и подавляются ими. Разумеется, если вы попробуете повторить это, моя глухая охрана снова заставит вас замолчать, и мне придется приказать им завязать вам глаза и вставить в рот кляп, чтобы вы не испытывали желания вмешаться, пока я буду опустошать этих двух милых дам самым приятным для меня образом. — Он ухмыльнулся. — Знаете, химический состав морской воды действует на меня потрясающе живительным образом, для того мне и нужно такое обилие каналов. — Улыбка его сделалась шире и добрее. — Право же, я искренне верю в то, что мы понимаем друг друга. И я не вижу, зачем вам нужно время, чтобы обдумать мое воистину щедрое предложение. Поэтому я не дам вам больше времени.
Он снова потянулся пальцем к сестре Уиндчайм. — Так ты сольешься со мной или нет? Отвечай же!
* * *
Ривас вспомнил тень, промелькнувшую в воде под плотом, и с запозданием понял, что это было. Поначалу‑то он решил, что это труп одного из нырнувших за своим лицом... но тот шевелился. Он вспомнил, как неуютно чувствовал себя Севативидам... да что там, тот просто боялся — на планете плавающих шаров и моржеподобных существ. Когда все эти моржи погибли, там остались плавать между упавшими шарами голодные твари... разумные копии настоящих обитателей планеты, возникавшие каждый раз, когда туземцы принимали причастие Севативидама, испытывая особо острую боль... И ведь Севативидам действительно боялся их, ибо, хоть попытка опустошить его убила бы дерзкую копию, попросту перегрузила бы ее энергией, это нанесло бы ущерб и самому Севативидаму... Ривас задумчиво придавил средний палец зубами — прикусив его при этом до крови, хотя постарался даже не поморщиться от боли. Потом опустил руку в воду рядом с погруженным в нее креслом и принялся ждать. Прости меня, подумал он, стараясь спроецировать мысль, как проецировала свои мысли его душа четыре дня назад, паря над Шатром Переформирования. Я твой, думал он, приди и возьми меня. Прости, что я делал тебе больно, прости, что бежал от тебя. Приди и возьми мою кровь. Палец Севативидама придвигался все ближе к сестре Уиндчайм. — Стойте! — рявкнул Ривас. Он ощутил в воде движение — совсем рядом с рукой. — Я отдаю вам себя — во всяком случае, ту часть меня, которая больше всего вас интересует. — Мой дорогой мальчик, — произнес Севативидам, опуская руку. Ривас ощутил, как в руку его впиваются зубы. Он вовремя удержался от вскрика и улыбнулся — а потом, извернувшись как человек, пытающийся зажечь спичку о штанину, выдернул хемогоблина из отверстия. На какое‑то мгновение все изумленно застыли. И этого мгновения ему хватило, чтобы швырнуть пискнувшую тварь прямо в лицо Севативидаму и, продолжая это же движение, выброситься из своего подводного кресла, перекатиться кубарем через плот — он успел еще услышать хлопки выстрелов и свист пролетающих совсем близко пуль — и нырнуть в воду, уже под водой выхватывая укушенной рукой нож. Он не имел ни малейшего представления, что делать дальше. Возможно, этим своим ходом он подписал смертный приговор себе, Ури и сестре Уиндчайм; впрочем, он не сомневался в том, что все они и так обречены. А потом его оглушил тяжелый грохот, сопровождаемый громким бульканьем. Что‑то очень большое и тяжелое со всей силы врезалось в воду. |
