| 
                                    
 — Теннисона? — спросил Браги. — О, это один из моих любимцев! 
— Нет, чтобы уничтожить бездельника. 
— Не сомневайтесь, я ваших людей наполню духом таким, что станут они сильны и непобедимы. 
— Действительно станут? 
— Практически, — сказал Браги. 
— Что в данном случае означает «практически»? 
— Они будут отменно хороши по крайней мере пять минут после того, как я закончу декламацию. Уилкокс покачал головой. 
— Боюсь, этого недостаточно. 
— Но постаравшись, я могу столь их воодушевить, что глянут они смерти в глаза и в смятенье ее приведут, — пообещал Браги. — Здесь пригодится «Тело Джона Брауна».<sup></sup> 
— И что хорошего в том, что приведут? Они, наверное, сами будут как мертвые, так? 
— Но умирать они будут со счастьем! И некоторые сумеют воодушевленно повторить слова отваги, которые услышали из моих бессмертных уст. 
— Бесполезно все это, — ответил Уилкокс. Посмотрел на воина, который молча слушал их беседу, и приказал: — Олепесаи, отошли его обратно. 
— Но я только что прибыл сюда! 
— Ты понял, Олепесаи? Отошли его обратно, и мы призовем другого бога. 
— Я протестую! — воскликнул скандинав. 
— Протестуй сколько хочешь, — отрезал Уилкокс. — Мы напрасно теряем время. 
— Обождите! — возопил Браги так отчаянно, что англичанин и масаи вздрогнули. — Нет, о нет, вы не можете меня отослать! Там, наверху, боги давно меня не слушают. — На глазах его выступили слезы. — Они уже слышали все мои стихи. Они начинают хихикать, едва я приступаю к декламации, и уходят, прежде чем я заканчиваю. Хуже всех — Локи, но и сам Один покидает зал, стоит лишь мне войти. О, позвольте мне попробовать уничтожить того бога! И тогда я сочиню великолепную новую оду самому себе, на три часа чтения, преисполненную столь яркой выразительности, что товарищи мои будут слушать ее с почтением. 
Уилкоксу показалось сомнительным, чтобы любое существо, будь оно человеком или богом, согласилось три часа слушать оду, сочиненную Браги в свою честь. Но и его положение было достаточно отчаянным, и он решил позволить плачущему богу попытать счастья. 
— Хорошо. Поскольку вы все равно здесь, попробуем это использовать. — Он подумал. — Думаю, что прежде всего нужно найти того, другого бога. 
— Да хоть сейчас! Уилкокс так и вскинулся: 
— Где он? 
— В пещере, что наверху в горах. 
— У вас поразительно хорошее зрение. 
— Боги способны видеть тех, кто им близок по крови. 
— Правда? 
— Нас не слишком много в мире, — объяснил Браги, — и мы воистину ощущаем свое родство и взаимную приязнь. Скажу вам со всем уважением, что вы оба мне отчаянно наскучили. 
— Тогда пошли наверх, в горы, — предложил Уилкокс, который испытывал примерно те же чувства к норвежскому богу поэзии. Но тот возразил: 
— Известен мне путь много более легкий, смертный. 
  
— Двадцать семь! — взвизгнул Питер Ньоро. — Вокруг нас десятки тысяч британских солдат, а тебе удалось подбить на дезертирство только двадцать семь! 
— Время года неудачное, — оправдывался Гермес. — В Эспене еще мало снега, а в Майами идут дожди. — Он пригорюнился. — И еще «Канард» поставил «Куин Мэри» на переоборудование в сухой док…<sup></sup> 
— Двадцать семь! — повторил Питер.                                                                      |