— Благодарной за эту могилу, где я не смогла услышать ни одного человеческого слова с того момента, как меня здесь заперли? О, да, я благодарна.

Вслед за этим наступила тишина. Она не обернулась, чтобы посмотреть, не было ли признаков того, что он раскаивается, или хотя бы свидетельств того, что он понял, к чему ее приговорил, когда приказал запереть ее здесь. В своей ярости он осудил ее без суда, даже не спросив, виновата ли она. Проклятая боль, которая, как она надеялась, должна была уже пройти, усиливалась, скручиваясь в груди и застывая в горле.

Наконец, она услышала, как он вздохнул:

— Ты вернешься к своим обязанностям, тем, которые тебе определили в первый раз. Но не сомневайся, за тобой будут присматривать. И доверять тебе больше не будут.

— А мне когда-нибудь доверяли? — спросила она глухо. Боль стала душить ее.

— Когда ты делила со мной мое ложе, я верил, что ты не предашь меня.

— Но я же не сделала этого. То, что я сделала, называется самосохранением.

— Твое притворство, когда ты изображала, что я тебе желанен?

Ровене очень захотелось сказать, — да, и это тоже, но она не стала лгать, чтобы причинять ему такую же боль, как он ей.

— Нет, мое молчание. Но вы не волнуйтесь, больше я не буду досаждать вам своим непристойным поведением. То, что я чувствовала по отношению к вам, прошло.

— Черт тебя побери, Ровена, ты не заставишь меня пожалеть о моих действиях. Это ты…

— Давайте прекратим взаимные упреки. Я больше ничего не хочу слушать, только скажите, что вы сделали с моей матерью.

Он так долго молчал, что у нее исчезла надежда получить ответ. Он был достаточно жесток, чтобы оставить ее в неведении, но оказалось, все же не настолько?

— Я оставил ее на попечении моего друга Шелдона де Вера. Она помогла мне захватить замок Амбрей. За что и удостоилась моей благодарности. Она также помогла мне занять все твои оставшиеся владения, что должна была бы сделать ты. Армия д’Амбрейя была выбита оттуда малой кровью. Он больше не управляет тем, что принадлежит тебе.

Ровена не стала благодарить его за это. Потому что теперь он управлял всеми ее владениями так же, как и ею самой, и было не похоже, что он когда-нибудь откажется от всего этого.

Спокойно, не глядя на него, с едва сдерживаемым отчаянием она сказала:

— В тот день, когда вы победителем вошли в Киркборо, я намеревалась просить вас взять меня под свою опеку… Меня не смущали все ужасные истории, которые я о вас слышала, лишь бы вы оказались хоть чуть-чуть лучше Гилберта, но этого не произошло. Вы сразу же бросили меня в темницу. И не удивительно, что я не испытывала особого желания сказать вам, кто я на самом деле.

Он вышел, а ее глаза наполнились слезами.

Глава 46

То, что Ровена вернулась к исполнению своих обязанностей, не изменило к лучшему мрачной атмосферы, царившей в Фалкхерсте. Мэри Блауэт не испытывала радости от того, что Ровена опять попала в ее подчинение. Мелисанта часто плакала. Милдред беспрестанно ворчала. А Эмма наградила своего отца таким злым взглядом, что ему следовало бы ее за это отругать, но он не сделал этого. В трапезной во время приема пищи стояла такая тишина, что даже кашлянуть никто не решался.

Ровена отказалась с кем-либо говорить обо всем этом, в том числе и с Милдред, на которую она была сердита за то, что та подтолкнула ее на действия, которые таким ужасным образом обернулись против нее. Не Уоррик пострадал, а именно она! Так что теперь она едва слушала то, что говорила Милдред, и почти ничего не отвечала.

Все последующие недели были очень похожи на первые дни, проведенные Ровеной в замке Уоррика. Изменения были незначительны: ее не звали помогать ему во время купания; не приглашали к нему в постель.