— Для чего?

— Чтобы прострелить ваши головы, подонки!

При этих словах он повернулся к ним. Настало время действовать. Нас двое — против этой банды! Но малыш не проявлял страха и нерешительности. Они же оставили оружие в хижине, и в их распоряжении были лишь ножи.

Они остолбенели — как от его слов, так и от действий. Сначала подумали, что он шутит, поскольку измиланец проговорил, смеясь:

— Как, ты нас перестреляешь, малыш? А лучше ничего не придумал? Ты же видишь, как мы близко стоим, ты ведь в нас не попадешь! Может, тебе не следует выходить на охоту одному, а то тебе от скуки еще не то придет в голову!

Халеф сунул пальцы в рот и громко свистнул. Потом сказал:

— Одному? Кто тебе сказал, что я один? Посмотри туда — эти двое покажут тебе, что я не шучу. Он протянул руку в сторону поляны. Я тоже проследил за его пальцами. Там, на некотором расстоянии друг от друга, стояли Оско, черногорец, и Омар бен Садек, и оба целились в бандитов. До того они прятались и ждали только знака Халефа.

— Тысяча чертей! — вырвалось у кузнеца. — Кто эти люди? Что они от нас хотят?

— Они хотя забрать труп, что лежит в доме.

— Зачем им мертвец?

— Затем, что он не родственник этого нищего, а наш предводитель и друг. Вы убили его, а мы пришли заплатить по счету.

Они схватились за ножи, но Халеф крикнул:

— Бросьте ножи, они вам не помогут, у меня в винтовке восемнадцать патронов, и при моем выстреле начнут стрелять и те двое. Вы будете трупами прежде, чем подойдете ко мне.

Он произнес это таким грозным и решительным тоном, что бандиты замерли в нерешительности. Они стояли от него в десяти — пятнадцати шагах. Он же держал винтовку наизготовку. Если бы они сразу бросились на него, то он убил бы только одного, но никто не хотел быть этим первым.

Они хмуро переглянулись. Затем измиланец спросил:

— Кто этот человек, которого вы назвали своим предводителем и другом?

— Он еще более известный стрелок и охотник, чем я. Он бессмертен, и даже, если его убили, душа возвратится к нему. Если не верите, взгляните туда!

Они как один повернулись к дому. Там в дверном проеме стоял я собственной персоной с поднятым ружьем.

Они застыли от ужаса. Оско и Омар испустили радостные крики.

— Поняли, что сопротивление бесполезно? — спросил Халеф

— Если бы у меня было ружье! — крикнул кузнец.

— Но у вас нет ружей. Даже если бы и были, вы бы не смогли их использовать. Они в наших руках. Если сдадитесь добровольно, мы обойдемся с вами милосердно.

— Как ты можешь относиться к нам плохо, если у тебя наш знак?

— Вы угрожали жизни моего спутника, а по поводу копчи мы поговорим в хижине. Заходите.

Измиланец бросил взгляд на дом. Мне показалось, что по лицу его пробежала какая-то тень.

— Да, — произнес он, — зайдем внутрь. Там все прояснится. На мне вины нет. Когда я приехал, чужеземец был уже мертв, как мы думали. Пошли, пошли!

И он стал пропускать перед собой остальных. Халеф опустил ружье, а я быстро зашел внутрь, чтобы завладеть ружьями этих людей. Собрав их, я отнес их в угол. Надо было проследить, чтобы к этому углу никто из них не приближался.

Когда они вошли, я еще занимался оружием, причем пекарь с миной смертника выступал первым. Я еще собирался забрать последние капсулы, когда услышал крик. Снаружи прогрохотали два выстрела, пули ударили в стену, и одновременно Халеф крикнул:

— Сиди, сиди, сюда, сюда!

Я хотел было последовать этому призыву, но тут кузнец крикнул:

— Стой! Не выпускайте его!

Они преградили мне дорогу.