– Думаю, это хорошая идея, – сказала мама. Положив ладони ему на щёки, она посмотрела Освальду прямо в глаза. – И послушай: если ты хочешь написать мне во время работы, пожалуйста, сначала убедись, что это действительно неотложное дело. Ты меня напугал.

– Я думал, что действительно что-то случилось. Прости.

– Всё хорошо, дорогой. Отдохни немного, ладно?

– Ладно.

Когда мама ушла, Освальд заглянул под кровать. Порча до сих пор сидела там, свернувшись клубочком; она словно пыталась стать как можно меньше и незаметнее, её глаза были огромными и перепуганными.

– Всё хорошо, Порча, – сказал Освальд, сунул руку под кровать и пошевелил пальцами. – Мама говорит, что здесь безопасно. Можешь выходить.

Кошка не двинулась.

Освальд лёг в кровать, но не засыпал. Если мама сказала, что папа дома и с ним всё хорошо, значит, это должно быть правдой. Зачем ей врать?

Но Освальд знал, что́ видел.

Он видел жёлтую жуть, как он стал её называть. Жёлтая жуть утащила папу в бассейн с шариками. Он видел, как жёлтая жуть вылезла из бассейна, чувствовал, как она схватила его за руку, сидел рядом с ней в машине, пока она везла его домой.

Или нет? Если мама сказала, что папа дома и с ним всё хорошо, значит, так и должно быть. Освальд доверял маме. Но если с папой всё хорошо, получается, что Освальду показалось. А это значит, что Освальд сходит с ума.

Спал той ночью Освальд плохо, периодически просыпаясь; окончательно он проснулся, почувствовав запах жареной свинины и слоёных пирожков. В животе заурчало – вчера он даже не поужинал.

Всё казалось нормальным. Может быть, стоит отнестись ко вчерашнему дню как к плохому сну и попробовать просто жить дальше? Новый учебный год, новое начало.

Он зашёл в уборную, потом добрался до кухни.

– Тебе лучше? – спросила мама. Вот она – с хвостиком, в пушистом розовом халате, готовит завтрак, как обычно.

Освальд почему-то почувствовал невероятное облегчение.

– Ага, – сказал он. – Я на самом деле очень голоден.

– Ну, вот это я могу исправить, – сказала мама. Она поставила перед ним тарелку с двумя слойками с ветчиной и налила стакан апельсинового сока.

Освальд съел первый пирожок буквально мгновенно.

В кухню вошла жёлтая жуть и села напротив него за стол.

– Э-э-э… мам?

Сердце Освальда колотилось словно отбойный молоток. Пирожок едва не попросился обратно.

– Что такое, милый?

Она стояла к ним спиной, возясь с кофеваркой.

– Где папа?

Она повернулась, держа в руках кофейник.

– Освальд, папа сидит напротив тебя! Если это какая-то сложная шутка, заканчивай – она больше не смешная.

Она налила себе чашку кофе и поставила её перед жёлтой жутью, которая смотрела прямо перед собой с неизменной улыбкой на лице.

Освальд понял, что тут ничего не добиться. То ли он сошёл с ума, то ли мама.

– Ладно, я понял. Прекращаю. Извини. Я пойду собираться в школу.

– Конечно, – сказала мама, но смотрела она на него опять как-то странно.

Освальд почистил зубы, потом пошёл в свою комнату за рюкзаком. Заглянув под кровать, он увидел, что Порча всё ещё прячется там.

– Хорошо, что в этой семье остался ещё кто-то, у кого голова на месте, – сказал он.

Когда Освальд вернулся на кухню, жёлтая жуть стояла в дверях, держа в лапе ключи от машины.

– Э-э-э… Папа повезёт меня в школу? – спросил Освальд. Он не знал, сможет ли снова сесть рядом с жёлтой жутью в машине, надеясь, что чудовище будет просто следить своими пустыми глазами за дорогой.