Но Джейк качает головой:

— Ты не врубился, старина. Это не ошибка. Это намного хуже. Это усовершенствование. Его импровизация.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Могу. — Он нажал другую клавишу, и на экране появилось окно нейронной активности Дерека. — Я это извлек из записи, сделанной во время концерта. Примерно в тот момент, когда он начал отступать от сценария. — Его палец указал на три ярких пятна. — Видишь эту активность? Эти пятна и раньше появлялись, по одному или два. Но еще ни разу одновременно.

— И это что-то означает?

Он тычет пальцем по очереди в каждое из пятен:

— Задняя премоторная зона коры. Она активируется, когда мозг планирует последовательность движений тела. Когда ты поскальзываешься на льду, именно эта часть мозга заставляет тебя размахивать руками, чтобы не упасть. — Следующее пятно. — Передняя часть поясной извилины. Это твои базовые сложные решения, модуль их принятия. Погнаться мне за этим мясом или за другим? — Палец перемещается к третьему пятну. — Внутренняя лобная извилина или передняя премоторная зона. Тут мы уже глубоко в структуре мозга млекопитающего — у нормального рекса здесь не было бы вообще ничего такого, что можно было бы хоть как-то назвать. Знаешь, когда активируется эта зона у тебя и меня?

— Как ни странно, но я не невролог.

— Я тоже им не был, пока не занялся Дереком. Это очень крутое пятно, старик. Именно оно включается, когда ты слышишь речь или музыку. А когда все три этих зоны срабатывают разом? Это вообще уникальная сигнатура. Она означает, что он не просто играет музыку. Это значит, что он ее сочиняет на ходу.

Несколько секунд я даже не знал, что и сказать. Я не сомневался в его правоте. Джейк знает шоу — и мозг Дерека — наизусть. Он знает каждый момент, когда Дереку положено вступать и играть. Дерек, пропустивший такой момент или начавший раньше… такого просто не должно быть. А Дерек, каким-то образом сумевший отклониться от программы и сделать так, чтобы песня прозвучала лучше, — это, мягко говоря… не совсем то, что нравится Джейку.

— Я не люблю импровизации, — говорит он. — Это признак творческого беспокойства. Не успеешь опомниться, и…

— Контракты на сольные записи, непомерные райдеры и автобусы для частных экскурсий.

— Я-то думал, что мы избавились от такого дерьма, — скорбно добавляет Джейк. — Ну, когда перешли на покойников. Затем на роботов. Затем на динозавров. А оно продолжает возвращаться, чтобы нас укусить. Талант всегда верит, что знает, как сделать лучше.

— Может, так оно и есть.

— Это Т-рекс знает?

— Ты дал ему достаточно ума, чтобы исполнять рок. К сожалению, этого уже более чем достаточно, чтобы не желать подчиняться приказам. — Я делаю глоток из бутылки. — Но посмотри и на светлую сторону. Что самое плохое из всего, что может случиться?

— Он вырвется на волю и сожрет нас.

— А еще?

— Не знаю. Если он начал проявлять признаки… креативности… то для нас это полная и окончательная задница. Нас на каждом концерте задолбают активисты по борьбе за права животных.

— А если мы просто дадим ему волю? Позволим самому решать. Я что хочу сказать: дело ведь не в том, что он не хочет играть, верно? Ты же видел его на сцене. Это ведь то, для чего он был рожден. Так какого черта на этом останавливаться? Ты же как раз для этого и снабдил его такими мозгами.

— Хотел бы я разделить твой оптимизм.

Я оглядываюсь на клетку.