Звезды едва начали бледнеть на небе, когда сержант, окликнув часового, чтобы тот не пустил в него пули, вышел из бледа и направился к югу по пустынной равнине, где только изредка мелькали чахлые деревца — кое-как прозябавшие пальмы да маленькие клочки земли, засеянные просом и ячменем.
Заря быстро разгоралась, звезды меркли, и легкие облачка, плывшие в небе, окрасились нежным пурпуром.
Вдали обрисовывалась еще темно-синяя величественная цепь Атласа, отделяющая Алжир от великой пустыни.
Жаворонки поднимались в воздух, как бы весело приветствуя своими трелями восходящее светило, и описывали все более и более широкие круги, а в траве шныряли жирные, аппетитные куропатки.
Но Рибо не обращал внимания на всю эту дичь, хотя и вооружился своим великолепным ружьем и объемистым ягдташем.
Его взгляд был обращен на два темных пятна, выделявшихся среди зелени равнины.
Это был дуар Хасси аль-Биак, где жил отец Афзы, или, как ее называли, Звезды Атласа.
Тоненькая струйка дыма вилась в воздухе и медленно расплывалась по небу.
— Рано встает араб, — заметил про себя Рибо. — Поспею к нему как раз к кофе; уж наверное он у него получше, чем бурда, которой нас потчуют в бледе.
Он снял с плеча ружье и начал охоту на куропаток, которые бежали от него в большом количестве, но не выражали особого испуга.
В несколько минут он наполнил ягдташ, закурил сигаретку и прибавил шагу, между тем как яркое солнце появилось из-за высоких пиков Атласских гор и начало изливать на равнину горячий дождь своих лучей.
Дуар Хасси аль-Биака составляли два внушительных размеров шатра из ткани шоколадного цвета, сотканной из волокон карликовой пальмы пополам с козьей и верблюжьей шерстью, что делает их совершенно непроницаемыми для дождя. На широком дворе, обсаженном колючими растениями, помещалось несколько десятков жирных баранов с огромными курдюками.
Небольшая площадка, заросшая вереском, тростником и ситником, окружала оба шатра, стоявших в тени пальм с огромными перистыми листьями.
В маленьком дуаре царила тишина, полная поэзии. Можно было бы подумать, что он необитаем, если бы не тоненькая струйка дыма, замеченная Рибо издали.
Махари и овцы дремали в загоне, жарясь на солнце. В огородике, где рос ячмень, и перед шатрами не видно было ни души.
Рибо снял с плеча ружье, чтобы выстрелить в ворону, пролетавшую над шатром, но главное, чтобы привлечь внимание обитателей этого тихого, молчаливого дуара.
Но он еще не успел выпустить заряд, как из-за изгороди показался человек и приветствовал его обычным арабским приветствием:
— Салам-алейкум.
— Да будет Магомет с тобой, Хасси аль-Биак, — отвечал Рибо, опуская ружье.
Хозяин дуара был красивый мужчина лет под пятьдесят, высокий, худощавый, как все его соплеменники, — весь сотканный из мускулов и нервов.
Он не имел заурядной физиономии бедуина или туарега пустыни, но чертами напоминал чистокровных красавцев-мавров — этих победителей Испании, поразивших весь христианский мир стойкой защитой Гранады и Севильи.
Кожа его была слегка смуглая, глаза черные, блестящие, живое лицо с правильным профилем обрамляла хоть и не очень густая, но черная как смоль борода.
Подобно всем арабам Нижнего Алжира, он был одет только в длинную рубашку, не полотняную, а из тончайшей шерсти, спускавшуюся широкими складками, и большую полосатую чалму.
— Что поделываешь? — спросил Рибо.
— Да вот собирался поить новорожденного махари, — ответил мавр. — Хочешь взглянуть? Ведь охотники никогда не спешат. Да у тебя к тому же сумка и так полна.
— С радостью опорожнил бы ее у ног Звезды Атласа.
Мавр нахмурился.
— Не от себя, — поспешил объяснить Рибо, заметивший это легкое облачко, появившееся на лице подозрительного араба. |