Ей не нравилась в себе эта черта, она чересчур много брала себе власти над ней, но избавиться от нее не получалось. Но сейчас Софья Георгиевна подсознательно ощущала, что на этот привычный психологический фон наложилось еще что-то. И когда мир захлестнула пандемия, в ней что-то сломалось. Она понимала, что не имеет никакого отношения к распространению этой заразы, но не могла избавиться от ощущения, что она как-то с этим незримо связана.

С одной стороны Софья Георгиевна понимала, что мысль абсолютно глупая, нелепая, с другой — не могла выбросить из головы слова отца Варлама, что даже наш маленький грех способствует страшным бедствиям и несчастьям, которые обрушиваются на головы миллионов людей. Как все это соединено, она не ведала, да и не очень пыталась узнать, но все больше укоренялась в этом представлении. И оно мучило ее.

У нее периодически возникали странные желания — уйти из этого мира. Куда, было не очень понятно. Монастырь и участь монахини ее совсем не привлекали, ей казалось это извращением человеческой природы. Но другие варианты как-то не просматривались. А чтобы это стремление не прорастало внутрь, старалась по возможности меньше оставаться в одиночестве. На людях подобные мысли и желания появлялись редко.

И сейчас она направлялась к сыну не только, чтобы проведать его, но и чтобы не оставаться одной и хоть как-то сократить щель, которая с каждым днем расширялась между ней и ее близкими.

Виталий лежал в кровати с наушниками в ушах. Она знала, что он любит слушать записи, правда, совсем не те, которые нравятся ей. То, что предпочитал сын, представлялись ей каким-то бесконечным диссонансом, невразумительной какофонией. В молодости она много занималась музыкой, с отличием окончила музыкальную школу. И стояла перед выбором — идти учиться в консерваторию или в медицинский институт. Другие альтернативы она не рассматривала. До сих пор до конца не была уверенна, что тогда поступила правильно.

Софья Георгиевна села рядом с Виталием.

— Как ты сынок? — спросила она. — Ты ужинал?

— Да, мне принесли ужин, — не слишком охотно ответил Виталий. — А что у вас, никто не заболел?

— Ну, кто тут может заболеть, все прошли тестирование. Здесь безопасно. Напрасно ты заточил себя в своей комнате. Завтра выходи ко всем.

Виталий отрицательно замотал головой.

— Я постоянно слушаю новости, смотрю Интернет. Число заразившихся и умерших стремительно растет. Мама, неужели нельзя ничего сделать? Ты же врач.

— На данный момент только одно — не контактировать с окружающим миром.

— Именно это я и делаю.

— Но это не означает, что вообще нельзя ни с кем общаться. Если есть уверенность, что человек не заразен, нет никакой опасности.

— А если он инфицирован, но никто об этом пока не знает? Нет уж, лучше не рисковать.

Софья Георгиевна некоторое время молчала, не зная, как продолжить разговор. Сын явно не внимал ее аргументам.

— Послушай, Виталик, все боятся этого ужасного вируса, но никто так себя не ведет. Даже твой дед, а ему уже семьдесят пять. А для пожилых эта болезнь особенно опасна. Ты же все-таки мужчина, возьми себя в руки. У тебя появился какой-то иррациональный панический страх, который заслоняет разум. Я не понимаю, откуда он? Ты же так любишь жизнь. Как ты сумеешь столько времени провести в полной изоляции?

— Зато это гарантия безопасности. И вообще, мама, позволь мне делать то, что я считаю нужным. Если я не хочу покидать свою комнату, значит, не хочу. И к кому какое дело.