|
Люди шаркали по кабинету, как бредущее стадо. Кое-кто останавливался, поглядывая назад, в надежде, что в последнюю минуту что-то переменится. Дверь наконец закрылась, но в кабинете еще плотно стоял запах нищеты и грязи. Когда Соня вернулась, Адиль бей сидел на своем месте, опершись локтями о стол, безнадежно глядя перед собой. - Вы чай пили? - спросила она. - Какой чай? Больше он не мог сдерживаться: - Где вы видели чай в этом доме? Где слуги? Где граммофон? Смешно было, разумеется, говорить о граммофоне, но он считал его исчезновение еще одной, личной обидой. - Слуги ушли, это правда, - сказала она. - Почему? - Господин Фикрет их уволил. - Уволил слуг? По какому праву? По какой причине? Соня не улыбнулась. Лицо ее сохранило все то же бесстрастное, невозмутимое выражение. - Должно быть, у него были на то основания. Возможно, вы найдете другую служанку? - Как это - возможно? Вы хотите сказать, что я могу остаться вовсе без прислуги? - Нет, надеюсь, что я вам найду ее. - А пока - что? - Трудно сказать. Вы могли бы поесть в кооперативной столовой, но... Он поймал себя на том, что слушает ее так, будто от этой девушки зависит все его будущее. - У вас есть валюта? <В тексте по-русски.> - спросила она. - Что такое? - Валюта, это значит - иностранные деньги. Если есть, я могу пойти и купить вам любую еду в Торгсине. Это магазин для иностранцев, где платят деньгами других стран. Там есть все, что можно купить во всех магазинах Европы. В каждом городе есть один такой магазин. Адиль бей раскрыл бумажник и вынул оттуда турецкие фунты, но девушка посмотрела на них и нахмурилась: - Не знаю, принимают ли их там. Попробую. - Как? Могут не... Но тут же замолчал. Он вспомнил вчерашний разговор в итальянском консульстве. При мысли, что в магазине, где принимают иностранные деньги, могут не принять турецкие фунты, у него запылали уши. - Что вам приготовить поесть? - Все равно. Я не голоден. Он говорил правду. Есть не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Или, вернее, хотелось объясниться с кем-то, кто взял бы на себя ответственность за происходящее. Он хотел знать, почему Фикрет увез граммофон и уволил слуг, почему персидский консул провожал Фикрета на вокзал, почему итальянцы держались с ним так агрессивно, почему люди из дома напротив сидели у окна до двух часов ночи, почему... Словом, все! Вплоть до этих турецких фунтов, которые, может быть, не примет магазин! - Я вернусь через час, - сказала Соня, надевая маленькую черную шляпку и укладывая в сумочку купюры. Адиль бей даже не ответил. Через минуту он подошел к окну и посмотрел вниз, как раз в тот момент, когда из кооператива вышла женщина в белом переднике и повесила на дверь какое-то объявление. Люди, стоявшие впереди, прочитали, постояли минуту-другую неподвижно, как бы не веря, что это правда, точь-в-точь как посетители, которых Адиль бей утром отослал прочь, потом медленно потащились в обратную сторону. Чего там не хватило: хлеба или картошки? Несмотря на объявление. Соня вошла в магазин, и в это время открылось окно второго этажа. На молодой женщине по-прежнему было желтое платье, но на этот раз под ним угадывалось белье, к тому же она была причесана, губы и ресницы подкрашены. |
