Пик. Пик… вот ведь гад!

Εва чуть приоткрыла слезящиеся глаза и снова выругалась про себя, разглядев совершенно незнакомую обстановку. Белый потолок. Белый кафель до самого потолка. Ровные стены с приглушенными лампами над единственной белой дверью. Плотные занавески на окнах. Тоже отвратительно белые. Сухой воздух, насыщенный запахами спирта и антибиотиков. Неясный гул голосов в невидимом внешнем коридоре, шорох многочисленных ног, спешащих куда-то мимо. Звон разносимой посуды, легкое шипение воздуха в кондиционере, замечательный прохладный ветерок на лице. Смутные обрывки воспоминаний и чужих мыслей. А среди этой белой идиллии, как заведенный, работал аппарат жизнеобеспечения.

Она едва не застонала вслух. Кхаш! Все-таки живая! Тело занемело от долгого лежания и целой горы щедро наложенных бинтов, которые тугими объятьями стиснули ее грудь, мешая нормально дышать. Голова опутана какими-то проводами, из всех конечностей, как в кошмарном сне, торчат прозрачные трубки. Кожа пылает, будто в огне. Горло тоже немилосердно горит. Они что, дыхательную трубку туда ставили? Спятили?! Похоже на то, иначе почему так трудно глотать? В спине поселилась непривычная тяжесть и боль. Левый бок тоже ныл, напоминая о полученной ране, но не слишком сильно. Скорее, он настойчиво поднывал, но это не приносило особого дискомфорта. По крайней мере, если не шевелиться.

Пик. Пик. Пик…

Ну, когда ты заткнешься, наконец?!

– Как она? – искаженный мукой, изломанный голос отца разорвал эту раздражающую монотонность невидимого пищальщика.

– Плохо. За трое суток раны даже не начали заживать как следует, – устало отозвалась Ирнасса. – Я смогла лишь удержать ее… на самом краю, конечно, да и то, только потому, что она слишком ослабла. Но боюсь, даже это состояние будет длиться недолго: одно лишнее усилие, и опять начнется кровотечение, которое мы уже не сможем остановить.

Кирилл Сергеевич в отчаянии повернулся к реисе.

– Проклятье! Что же теперь делать?!

– Она не хочет жить, – тихо сказала Ирнасса. – Прости, Кирилл. Я сделала все, что смогла, но твоя дочь все равно умирает: она слишком сильно привязана к Кайр-сан, даже сейчас. Ева не станет жить без него. И рано или поздно разорвет мои сети.

– Но она ещё жива! У тебя получилось!

– Да, – печально согласилась реиса. – Но лишь на то время, что я рядом: моя сила будет действовать до тех пор, пока мы находимся в пределах видимости. В противном случае твоя дочь умрет.

Цетиш тихо застонал и обхватил голову руками.

– Мне жаль, Кирилл. Но ты должен знать: она умирает даже сейчас. Только очень-очень медленно… и я не могу это остановить.

Он посмотрел безумным взглядом на грустно улыбнувшуюся красавицу.

– Да, умирает. Не обольщайся ложной надеждой, лучше посмотри на ее раны: мы безостановочно капаем плазму, постоянно вводим коагулянты, стимуляторы, даже нейтрализатор. Да ещё в таких дозах, которые никогда и никому не вводили! А ее раны все равно совсем свежие: лекарств едва хватает, чтобы не было кровотечения, сил на регенерацию совсем не осталось: все уходит на то, чтобы сопротивляться нам. И если только убрать капельницу, они тут же откроются. Прости, ее воля к смерти слишком сильна.

Ева с облегчением прикрыла веки. Значит, еще не все потеряно: равновесие очень хрупкое. Стоит ей немного окрепнуть, и в следующий раз обязательно получится. Она сильная, даже Ирнасса это признала. Она сильная и умеет ждать. Край научил ее быть терпеливой, когда это нужно. Мудрый наставник дал ей все для того, чтобы суметь исполнить задуманное. Спасибо ему. Нужно лишь выждать, немного потерпеть, и тогда…

– Ставрас… – сами по себе шепнули губы.