— Прости меня, — с чувством произнес Дэвид. — Боюсь, я ее расстроил. Но мне надо было все рассказать.

— Ничего, не переживай. Просто я должна была тебе объяснить. И если мама начнет с тобой говорить на эту тему, просто прерви разговор, ладно? Мягко, но твердо. Иначе она захочет поехать в лагерь, чтобы лично увидеть… Аню.

— Конечно, я постараюсь этого не допустить, — пообещал Дэвид.

Кажется, Селия осталась довольна, и они стали говорить о другом, но где-то в подсознании Дэвид отчетливо, словно на сцене, представлял, как русский наклоняется к нему и произносит: «Аня не моя дочь, месье. Она — дочь англичанина».

В тот вечер Дэвид сумел избежать разговора с миссис Престон. Но на следующее утро, когда он рано спустился к завтраку, та уже сидела в столовой, потягивая кофе и с отсутствующим видом намазывая маслом булочку.

Миссис Престон приветствовала его радостной улыбкой:

— Присоединяйся ко мне, Дэвид, я хочу поговорить с тобой.

Он присел за ее столик, и женщина немедленно затараторила, словно у нее было мало времени:

— Это насчет той девушки из лагеря. Селия считает, что я веду себя безумно, и я уверена, что ты тоже так считаешь, но у меня такое чувство, что здесь скрыто что-то очень важное. Пожалуйста, не смейся и не сердись.

— Ни в коем случае, — заверил ее Дэвид. — Что вы хотели сказать мне про Аню?

— Только то, что ты должен выяснить, кто ее отец. Понимаешь… — Она замолчала и посмотрела на Дэвида с такой мольбой, что он понял: ей очень, нужна помощь.

— Миссис Престон, — мягко начал он, — я знаю, что, стоит вам услышать про какого-нибудь неизвестного англичанина на континенте, как вы приходите к выводу, что это ваш пропавший сын Мартин. Верно?

— Д-да, я ничего не могу поделать…

— Это совершенно естественно. Тот, кто испытал подобное потрясение, вас всегда поймет. Только вот шансы на то, что Аня имеет отношение к вашему сыну, практически равны нулю.

Мгновение миссис Престон молчала. Потом очень тихо произнесла:

— Умом я понимаю, что ты прав. Но сердце отказывается это принять.

— Позвольте вам напомнить, что в последний раз о Мартине слышали на Балканах…

— В Болгарии.

— Очень хорошо, в Болгарии. А родители Ани жили в России. Когда Аня родилась, они перебрались в Прагу. Здесь нет никакой связи, правда же?

— Мартин мог поехать в Россию. Он мог знать мать Ани, даже жениться на ней и умереть до рождения девочки.

— Конечно, мог. Все возможно. Но вы же понимаете, что шансы сто тысяч против одного?

— Но по Европе бродит не так уж много неизвестных англичан.

— Верно. — Дэвид рассмеялся. — Но отец Ани необязательно бродил. Он мог быть обычным работником в обычной русской фирме.

— Да, это так.

— Но в любом случае обещаю, что сегодня же все выясню, когда отправлюсь в лагерь с Робином Драммондом.

— Дэвид! Ты, правда думаешь, что тебе это удастся?

— Почему нет? Вчера этот несчастный был совершенно измучен разговором. Но сегодня, как только его осмотрит Робин, я смогу задать ему все важные вопросы. Это не займет много времени, и я думаю, что ему тоже не терпится все рассказать.

— Спасибо тебе, Дэвид. Но не говори ничего Селии, ладно? Она замечательная девочка, но не понимает ничего, что противоречит, по ее мнению, здравому смыслу.

— Я ничего не скажу, — пообещал Дэвид. И тут впервые ему пришло в голову, что если ты собираешься жить с человеком всю жизнь, то должен понимать даже те его порывы, которые противоречат здравому смыслу.