|
Устроившись поудобнее, он затаился. Быстро разгоралась утренняя заря, и спустя несколько минут он уже видел всю извилистую тропу, уводившую в глубь леса из деревьев мопани.
Утреннюю полифонию открыл громкий дуэт зарянок в ущелье позади Айзека, а затем над ним пронеслась первая стая диких уток. Они летели клином, четкий силуэт которого казался черным на фоне предрассветного оранжевого с голубым неба.
Айзек слился с почвой. Неизвестно ведь, сколько времени займет у браконьеров обратный путь из Чивеве. По расчетам Дэнни, около десяти часов. Если его прикидки верны, они появятся здесь с минуты на минуту. Айзек снова посмотрел на часы. Но ведь Дэнни мог и ошибиться – Айзек приготовился к долгому ожиданию.
Во время войны, бывало, приходилось лежать в засаде по нескольку суток. Однажды он и его боевые друзья провели так пять дней подряд: не вставая с места, они и спали, и ели, и справляли нужду. Терпение – вот что важнее всего для охотника и солдата.
Внезапно вдалеке послышался лай бабуина – низкий тревожный крик, которым эта хитрая обезьяна встречает появление хищника. Крик этот подхватили другие члены стаи, а затем по мере того, как опасность отступала или бабуины углублялись в лес, постепенно восстанавливалась тишина. Нервы Айзека вмиг напряглись, как натянутые струны. Возможно, обезьяны лаяли на леопарда, однако они точно так же отреагировали бы и на появление людей.
Прошло минут пятнадцать, и – на этот раз гораздо ближе – он услышал хриплый крик серого турако: «Прочь! Прочь!» – еще один часовой буша откликнулся на приближение опасности. Айзек не шевельнулся и лишь часто заморгал, чтобы глаза видели яснее.
Еще через несколько минут он разобрал в негромком хоре обитателей этой дикой местности другой, едва заметный звук – трескотню медоуказчика. Определив по звуку направление, он разглядел эту невзрачную бурую птаху в кроне одного из деревьев мопани.
Захлопав крыльями, медоуказчик взлетел над тропой и начал перепархивать с дерева на дерево, издавая призывные крики. Найдись сейчас медоед или человек, готовые последовать за птицей, она привела бы их к гнезду диких пчел. Затем, пока они разоряют гнездо, крутилась бы поблизости в ожидании своей доли пчелиных сот с остатками меда. Пищеварительная система медоуказчика способна переваривать пчелиный воск, извлекая из него питательные вещества, что не в состоянии сделать никакой другой живой организм. Существует поверье, что, если не оставить медоуказчику его долю, в следующий раз он приведет скупердяя туда, где его встретит ядовитая змея мамба или лев-людоед.
Медоуказчик почти подлетел к засаде Айзека, и внезапно тот различил едва заметное движение среди деревьев, над которыми летала птица. Вскоре неясные тени приобрели очертания людей, двигавшихся цепочкой по звериной тропе. Голова цепочки поравнялась с началом ущелья, где лежал Айзек.
На всех этих людях были грязные лохмотья и самые разнообразные головные уборы – от бейсболок до выгоревших полевых армейских кепи, каждый нес по автомату АК-47 и по слоновьему бивню.
Кое-кто нес бивень, балансируя им на голове, так что по причине природной кривизны концы трофея свисали спереди и сзади. Другие же тащили ценный груз на плече, одной рукой придерживая ношу, а другой сжимая автомат. Большинство из них сплели подушечки из луба и мягкой травы, чтобы массивные бивни не так сильно давили на головы и ключицы. По их искаженным лицам было видно, насколько они измучены многочасовым переходом с этим тяжким грузом. Однако для каждого из налетчиков бивень был целым состоянием, и они скорее остались бы на всю жизнь изувеченными, чем расстались с драгоценной ношей.
Во главе цепочки шел коренастый крепыш с толстыми кривыми ногами и бычьей шеей. В мягком свете раннего утра отсвечивал его блестящий шрам, сверху вниз пересекавший щеку.
– Сали, – прошептал Айзек, узнав его. |