Теперь помни: ему нужен спокойный и невозмутимый характер. Этот парень имел в виду именно то, о чем говорил.
- Спокойный, невозмутимый характер? Это означает человека, со всем соглашающегося?
- Правильно, Джерри! Именно так!
- Предположим, что он меня наймет, а что в отношении денег? Вы об этом договорились?
Маленькие глазки Лу похолодели.
- Если он заговорит о деньгах, отошли его ко мне. Ведь я твой агент, верно?
- Должно быть... Вроде, другого у меня и не было.
Я выдал свою мальчишескую улыбку минус искренность.
- Ну, о'кей. Я там буду! Помолчав, я продолжил:
- Есть еще одна мелочь, Лу... Нам надо это разрешить, прежде чем мы расстанемся. Я иду в «Плазу», покупаю «Ньюсуик», покупаю бокал
мартини... Правильно?
Он недоверчиво посмотрел на меня.
- Да, ты все это должен сделать...
Моя мальчишеская улыбка стала еще шире.
- Но как? Лу недоумевал.
- Не понимаю...
- Давайте посмотрим прямо в глаза отвратительной действительности... Я совершенно без денег. Даже в ваш офис мне пришлось идти пешком,
потому что я давно продал машину.
Лу откинулся в кресле.
- Невозможно! Я уже одолжил тебе...
- Это было шесть месяцев назад. В настоящий момент я стою один доллар и двадцать центов. Он закрыл глаза и тихонечко застонал. Мне было
видно, как он , борется с собой. Наконец глаза открылись, он вытащил из пухлого бумажника двадцатидолларовую бумажку и положил ее на стол, как
будто она была из тоненького стекла.
Когда я потянулся к деньгам, он сказал:
- Тебе лучше получить эту работу, Джерри... Это последнее подаяние, которое ты получаешь от меня. Если ты не получишь этой работы, не
появляйся больше в моем офисе. Понятно?
Я сунул бумажку в пустой бумажник.
- Я всегда знал, что у вас золотое сердце, Лу, - сказал я. - Я буду рассказывать своим внукам о вашей щедрости. Малыши будут рыдать от
умиления.
Он фыркнул.
- Теперь ты должен мне пятьсот двадцать три доллара, прибавь к этому двадцать пять процентов этой суммы. Ну, уходи!
Я вышел.
У дверей сидели двое пожилых, весьма обветшалых человека. Они ждали встречи с Лу. Их вид навеял на меня уныние, но я все же ухитрился
весело улыбнуться Лиз. Потом я зашагал по улице. Приближаясь к своему убогому жилищу, я был полон надежд, как ни разу еще в своей жизни. Я
надеялся, что сегодняшний день станет поворотным в моей судьбе.
Когда я вошел в вестибюль отеля «Плаза», часы показывали 22.30.
В мои лучшие времена я частенько наведывался в этот отель, а в его баре и ресторане назначал свидания с благосклонно расположенными ко мне
куколками. В те дни швейцар непременно приподнял бы шляпу, приветствуя меня, но сегодня он просто равнодушно скользнул по мне взглядом, спеша
вниз по лестнице к подъехавшему «кадиллаку», из которого вылез толстый мужчина и еще более толстая женщина.
Вестибюль отеля был наполнен обычной публикой, снующей взад и вперед и шумно приветствующей друг друга: мужчины в смокингах, женщины в
боевом оперении. |