— Отчего это такой чернильный вкусъ? Словно чернила, спросилъ онъ брюнета и сталъ смотрѣть вино на свѣтъ. — И такое же темное, какъ чернила.

Брюнетъ не понялъ вопроса и отвѣчалъ, смакуя вино:

— Добро чермно (т. е. красное) вино! Добро… Наиболій вино.

— Ну, не скажу. По нашему это скуловоротъ, а не вино.

— Како?

— Скуловоротъ. А какъ это по вашему, по-сербски — не умѣю перевести.

Морщилась и Глафира Семеновна, скушавши двѣ ложки бульона.

— Ну, и бульонъ тоже стоитъ вина! сказала она. — Сальный какой-то… будто тоже изъ овечьяго мяса сваренъ.

— Есте, есте. Съ овечье месо, кивнулъ брюнетъ.

— Да что вы! Кто-же изъ баранины бульонъ варитъ! То-то я чувствую, что свѣчнымъ саломъ пахнетъ, сказала Глафира Семеновна и отодвинула отъ себя бульонъ. — Скажите, неужели это самый лучшій ресторанъ? Мы просили извощика привезти насъ въ самый лучшій, спросилъ она брюнета. — Добре этотъ ресторамъ?

— Наиболій (т. е. лучшій) нѣмскій ресторанъ, кивнулъ брюнетъ.

— Нѣмецкій, а такой плохой пожала плечами Глафира Семеновна. — Такъ какая-же это маленькая Вѣна! Развѣ въ Вѣнѣ такъ кормятъ!

— Ну, на безрыбьи и ракъ рыба, ободрялъ жену Николай Ивановичъ, съѣвшій всю свою порцію бульона. — И изъ овечьяго мяса бульонъ для разнообразія поѣсть не дурно. Пріѣдемъ въ Петербургъ, такъ будемъ разсказывать, что ѣли въ Сербіи бульонъ изъ овечьяго мяса.

И онъ придвинулъ къ себѣ порцію бифштекса. Придвинула и Глафира Семеновна, отрѣзала кусочекъ и понюхала.

— Деревяннымъ масломъ что-то припахиваетъ, сказала она и, положивъ въ ротъ кусочекъ, стала жевать. — Положительно деревянное масло.

— И я слышу, отозвался Николай Ивановичъ, уничтожившій уже половину бифштекса. — Но это ничего. Въ Неаполѣ вѣдь мы завѣдомо ѣли-же бифштексы на прованскомъ маслѣ.

— Такъ то на прованскомъ, а это на деревянномъ.

Глафира Семеновна отодвинула отъ себя бифштексъ.

— Братъ славянинъ! Оливковое это масло? Елей? Изъ оливокъ елей? спросилъ Николай Ивановичъ брюнета.

— Олива, олива… Есте… отвѣчалъ тотъ.

— Ну, вотъ видишь… Кушай… Вѣдь и деревянное масло изъ оливокъ, только похуже сортъ. Кушай… Это не вредно.

— Самъ жри, а я не могу… отчеканила жена и стала кушать бѣлый хлѣбъ, запивая его глоточками неготинскаго вина. — Завезли въ такое государство, гдѣ можно съ голоду помереть, прибавила она и приказала подать себѣ кофе со сливками.

Николай Ивановичъ, между тѣмъ, ѣлъ поданный ему бараній фаршъ въ виноградныхъ листьяхъ, жевалъ, морщился и силился проглотить.

— И охота тебѣ всякую дрянь ѣсть! сказала ему Глафира Семеновна.

— Нѣтъ, оно не совсѣмъ дрянь, а только ужъ очень перечно. Весь ротъ спалило. Очень ужъ что-нибудь туда ядовитое намѣшано.

Онъ проглотилъ, наконецъ, кусокъ и вытаращилъ глаза, открывъ ротъ.

— Добре? спрашивалъ его брюнетъ, улыбаясь.

— Добре-то добре, только ужъ очень пронзительно. Что здѣсь имо, братъ-славянинъ? спросилъ Николай Ивановичъ, указывая на колобокъ, завернутый въ виноградный листъ, оставшійся на тарелкѣ.

— Биберъ (т. е. перецъ), паприка… Добры биберъ…

Второго колобка Николай Ивановичъ уже не сталъ ѣсть и тоже спросилъ себѣ чашку кофе.

— Ну, все-таки, настоящаго сербскаго блюда попробовалъ, хотя и опалилъ себѣ ротъ, сказалъ онъ себѣ въ утѣшеніе. — Зато ужъ самая, что ни на есть, славянская ѣда!

За питьемъ кофе супруга стала разспрашивать брюнета въ очкахъ, есть-ли въ Бѣлградѣ какія-нибудь увеселенія, но оказалось, что никакихъ.