— Ну, что, Глаша? Каково? Видала? Неужели это, по твоему, второй дуракъ? обратился онъ къ женѣ, когда въ швейцарской сталъ надѣвать пальто. — Нѣтъ, матушка, во всей моей фигурѣ положительно есть что-то генеральское, административное… Вотъ тебѣ, милый, на чай… подалъ онъ швейцару левъ и когда тотъ, въ восторгѣ отъ щедрой подачки, со всѣхъ ногъ бросился отворять дверь, величая его экселенцъ, онъ гордо сказалъ женѣ:- Глафира Семеновна! Слышали? Какъ вы должны радоваться, что у васъ такой мужъ!

XXVIII

— Есть еще что нибудь у васъ смотрѣть? спросилъ Николай Ивановичъ своего проводника — молодца въ фуражкѣ съ надписью «Петрополь»,который подсадилъ его въ фаэтонъ и остановился въ вопросительной позѣ.

— Все осмотрѣли, господине ваше превосходительство, отвѣчалъ тотъ, приложившись по военному подъ козырекъ.

— Врешь. Мы еще не видали у васъ ни одного такого мѣста, гдѣ производились надъ вами, болгарами, турецкія звѣрства.

— Турецкія звѣрства? спросилъ проводникъ, недоумѣвая.

— Да, да, турецкія звѣрства. Тѣ турецкія звѣрства, про которыя писали въ газетахъ. Я помню… Вѣдь изъ-за нихъ-то и начали васъ освобождать, разъяснилъ Николай Ивановичъ. — Гдѣ эти мѣста?

— Не знаю, господине, покачалъ головой проводникъ.

— Ну, значитъ, самаго главнаго-то вы и не знаете. Тогда домой везите насъ, въ гостиницу…

Фаэтонъ помчался.

— Досадно, что я не разспросилъ про эти мѣста давишняго газетнаго корреспондента, говорилъ Николай Ивановичъ женѣ. — Тотъ навѣрное знаетъ про эти мѣста.

— Выдумываешь ты что-то, проговорила Глафира Семеновна. Про какія такія звѣрства выдумалъ!

— Какъ выдумываю! Ты ничего этого не помнишь, потому что во время турецкой войны была еще дѣвченкой и подъ столъ пѣшкомъ бѣгала, а я ужъ былъ саврасикъ лѣтъ подъ двадцать и хорошо помню про эти турецкія звѣрства. Тогда только и дѣла, что писали въ газетахъ, что тамъ-то отняли турки у болгарина жену и продали въ гаремъ, тамъ-то похитили двухъ дѣвицъ у жениховъ, а женихамъ, которые ихъ защищали, отрѣзали уши. Писали, что башибузуки торгуютъ болгарскими бабами, какъ овцами, на рынкахъ — вотъ я и хотѣлъ посмотрѣть этотъ рынокъ.

— Да вѣдь это было такъ давно, возразила жена.

— Понятное дѣло, что давно, но вѣдь мѣсто-то торговли женскимъ поломъ все-таки осталось — вотъ я и хотѣлъ его посмотрѣть.

— Брось. Лучше поѣдемъ въ кафешантанъ какой нибудь.

— Рано, мать моя! Прежде проѣдемъ домой, расчитаемся съ извощикомъ, напьемся чаю, отдохнемъ, а потомъ и отправимся разыскиватъ какое нибудь представленіе.

Фаэтонъ остановился около гостиницы. Изъ подъѣзда выскочили вынимать супруговъ изъ фаэтона швейцаръ, двѣ бараньи шапки, корридорный и «слугиня» въ расписномъ ситцевомъ платкѣ на головѣ.

— Чаю и чаю! Скорѣй чаю! командовалъ Николай Ивановичъ, поднимаясь по лѣстницѣ въ сопровожденіи прислуги. — А ты, метрополь, разсчитайся съ возницей.

И Николай Ивановичъ подалъ проводнику двѣ серебряныя монеты по пяти левовъ.

Войдя съ себѣ въ номеръ, онъ нашелъ на столѣ три визитныя карточки корреспондентовъ газетъ. Тутъ былъ и «Свободный Гласъ», и «Свободное Слово», и «Свободная Рѣчь». Николай Ивановичъ торжествовалъ.

— Смотри, сколько корреспондентовъ интересуются поговорить со мной и узнать мое мнѣніе о Болгаріи! указалъ онъ женѣ на карточки. — Положительно меня здѣсь принимаютъ за дипломата!

— Ахъ, боюсь я, чтобы изъ этого что-нибудь не вышло, покачала головой Глафира Семеновна.

— Полно. Что можетъ выдти изъ этого!

— Все-таки ты выдаешь себя не за того, кто ты есть, и величаешь себя не подобающимъ чиномъ.