Изменить размер шрифта - +
.. А вот что, кумушка, хотела я у тебя спросить: на нонешний день к ужину—то что думаешь гостям сготовить? Без хлеба, без соли нельзя же их
спать положить.
      — Да что сготовить? — с расстановкой стала говорить Никитишна.— Буженины косяк да стерлядок разварим, индейку жареную, и будет с их.
      — А похлебку—то?
      — Никакой похлебки не надо. Не водится,— отвечала Никитишна.
      — Как же это за ужин без варева сесть? Ладно ли будет? — с недоумением спросила Аксинья Захаровна.
      — Ты уж не беспокойся, не твое дело,— отвечала Никитишна.
      — Так—то так, родная, да больно боюсь я, чтоб корить после не стали,— говорила Аксинья Захаровна.— Ну, а назавтра, на обед—от, что ты состряпаешь?
      — Уху сварю,— отвечала Никитишна.— Хороших стерлядок добыл Патап Максимыч, живы еще и теперь, у меня в лохани полощутся. После ухи кулебяку подам, потом лося, что из Ключова с собой привезли, осетра разварим, рябков в соусе сготовим, жареных индюшек, а после всего сладкий пирог с вареньем.
      — Не маловато ли будет? — сказала Аксинья Захаровна.— Ты бы уж дюжину кушаньев—то состряпала.
      — Больше не надо,— отвечала Никитишна.— Выдай—ка мне напитки—то, я покаместь их разберу.
      — Пойдем, пойдем, родная, разбери; тут уже я толку совсем не разумею,— сказала Аксинья Захаровна и повела куму в горницу Патапа Максимыча. Там на полу стоял привезенный из города большой короб с винами.
      — Ну, ты поди, управляйся с полами,— сказала Никитишна Аксинье Захаровне,— а ко мне крестницу пришли. Мы с ней разберем.
      Аксинья Захаровна вышла. Весело вбежала в горницу Настя.
      — Развязывай короб—от, Настенька,— сказала Никитишна.— Давай разбирать.
      Настя развязала короб и стала подавать бутылку за бутылкой. Внимательно рассматривая каждую, Никитишна расставляла их по сортам.
      — Чтой—то с тобой творится, Настя? Ровно ты не в себе? — сказала она.
      — Ничего, крестнинька, — весело отвечала Настя, но, заметив пристальный взгляд, обращенный на нее крестной матерью, покраснела, смешалась.
      — Меня, старуху, красавица, не обманешь,— говорила Никитишна, смотря Насте прямо в глаза.— Вижу я все. На людях ты резвая, так и юлишь, а как давеча одну я тебя подсмотрела, стоишь грустная да печальная. Отчего это?
      — Никакой нет у меня грусти, крестнинька,— отвечала смущенная Настя.— Тебе показалось.
      — Не обманывай меня, Настя. Обмануть кресну мать — грех незамолимый,— внушительно говорила Никитишна.
      —Скажи—ка мне правду истинную, какие у вас намедни с отцом перекоры были? То в кельи захотелось, то, гляди—ка—сь, слово какое махнула: "уходом"!
      У Насти от сердца отлегло. Сперва думала она, не узнала ль чего крестнинькая. Меж девками за Волгой, особенно в скитах, ходят толки, что иные старушки по каким—то приметам узнают, сохранила себя девушка аль потеряла.
Быстрый переход