А дальше было забытье, сон с кошмарами и пробуждение в жарко натопленной палатке.
– Пей, Николаич. – Бармин протянул кружку. – Беру твой метод на вооружение, даже название придумал.
– Какой метод? – пе понял Семенов.
– Мордобой как средство прекращения истерики.
– Брось, – поморщился Семенов, прихлебывая кофе. – А то как врежу…
Они рассмеялись.
– Кофе, ребята! объявил Бармин. – Держите кружки.
– Принимайте гостя! – послышался голос Гаранина, и в дизельную тихо скользнул Золосан. Шкура его свалялась, морда вытянулась, а хвост, который Волосан всегда так гордо держал трубой, волочился по полу.
– Как это я забыл! – ахнул Бармин, доставая из кармана тюбик. – Ко мне, бедолага! Открой пасть. И не смотри на меня грустными собачьими глазами, срок твоей путевки еще не истек «О люди, куда вы меня затащили? – спрашивает Волосан. – Кончайте эту прескверную шутку!» А‑а, нравится?
– Что это у тебя? – поинтересовался Гаранин.
– Сгущенное какао с молоком, любимая пища нашего гипоксированного друга. Правда, Волосан? Отреагируй!
Волосан облизнулся, тявкнул по щенячьи и снова раскрыл пасть. Все заулыбались.
– А ты так умеешь, Веня? – спросил Бармин.
Филатов продолжал молча пить кофе и шутки не принял.
– Помнишь Бандита, Андрей? – Семенов вздохнул. – Какая любовь была! До сих пор чувствую себя виноватым.
– Это на Льдине, – пояснил товарищам Гаранин. – Был у нас такой рослый лохматый пес Бандит, сибирская лайка. Фокусник и умница вроде Волосана, мог запросто выступать в цирке. И вот однажды Коля Белов, большой любитель сюрпризов, привез нам со станции Челюскин свинку по имени Пышка. Мы думали, начнутся между нашим зверьем склоки, но ошиблись – Бандит с первого взгляда в нее влюбился, целыми днями сидел у деревянной клетки и лизал Пышкин пятачок. Все‑таки животное, а люди – разве они поймут все, что происходит в собачьей душе? Но время шло Пышка росла на глазах, пора ее готовить на камбуз, а никто не мог решиться – рука не поднималась. Наконец нашелся один смельчак, пристрелил из карабина. Бандита в тот день «арестовали», заперли в домике, а когда выпустили – всю станцию обегал, пока не понял, что не увидит больше своей любимой Пышки. И долго был безутешен, ничего не ел, только снег лизал…
– А ты? – упрекнул Волосана Бармин – Способен ли ты на такую бескорыстную любовь к простой, необразованной пингвинке?
Волосан попытался сделать стоику, но не смог и виновато заюлил хвостом.
– Ладно, поверим на слово. – Бармин погладил собаку и спрятав отощавший тюбик. – Укладывайся в спальный мешок здесь, нечего прятаться от коллектива.
– Масло прогрето, Николаич, – сообщил Дугин. – Можно начинать.
– А топливная система в порядке? – Семенов знал, что в порядке, только что на его глазах механики осматривали насос и форсунки, и поймал себя на том, что неосознанно хочет оттянуть начало работы. Организм не был на нее запрограммирован, что ли – не только у него, у всех пятерых людей, столпившихся у дизеля. Пока сидели, пили кофе, гнали от себя эту мысль. Дугин даже втихаря еще раз поколдовал над аккумуляторами, надеясь на чудо. Не там искал, чудо – что они дизель смонтировали и на ногах остались…
Рукоятка запуска находилась у дизеля внизу и была похожа на изогнутую ручку, какой заводят моторы автомашин. В этом положении рукоятки. Семенов видел главную трудность – чтобы ее раскрутить, нужно было многократно нагибаться всем телом почти до пола. |