— Я, кажется, знаю, — сказала кофейная зверюша и порылась в корзине.

Из корзины запахло пирожками. Зверюша почувствовала это и покраснела: зверьки очень жалобно водили носами, но она несла пирожки больному товарищу и не могла раздавать их всем, кто жалобно поводит носом.

— Вот, — сказала она, выуживая из корзинки четыре резиновых шарика: малиновый, голубой, желтый и светло-зеленый. — Это газ гелий…

— Точно! — заорал Антошка, не желая, чтобы какая-то зверюша опередила его и не дала блеснуть выдающимися зверьковыми познаниями.

Дело в том, что зверьки очень много читают про науку и технику, но не всегда дочитывают до конца и уж вовсе редко раскладывают прочитанное в уме по полочкам. Поэтому когда зверькам надо что-то вспомнить, они переминаются с ноги на ногу, закатывают глаза, надеясь заглянуть себе под крышку черепа и прочитать там, морщат лоб, жестикулируют — словом, вертятся и страшно мучаются, как двоечник, у которого на экзамене лежит на коленях нужная шпаргалка, но злой экзаменатор стоит рядом, так что списать нельзя. Зато когда зверек вдруг что-нибудь вспомнит, и наблюдаемое сойдется в его голове с прочитанным, и куча мысленных шестереночек, шариков и роликов сложится в очень понятный узор, то он так радуется, что может даже голым выскочить из ванны с воплем «Эврика», как это сделал один древний грек, которого звали Архимед, а уж был он зверек или зверюша, про то история молчит. Зверьки, совершившие научное открытие, задирают нос и кричат: «О! А?! Ну не гений ли я?». Зверюши восхищенно поглядывают и ласково говорят: «Большой талант!».

Зверюши читают упорядоченно и систематически, и если у них случаются озарения, то на почве упорных трудов. В философии принято называть такое состояние переходом количества в качество. Прочитает зверюша сто пятьдесят умных книжек, заполнит десять дневников наблюдения за природой, окинет придирчивым взглядом все сделанное, и в пушистой голове ее формулируется Большой и Самый Главный Закон.

Словом, когда зверюша сказала, что газ называется гелий, Антошка разом все вспомнил. И про то, что смесью гелия с кислородом дышат водолазы, отчего у них потом бывают такие смешные мультяшные голоса, и про то, что гелий легче воздуха, и про то, что им поэтому надувают воздушные шарики. Все эти сведения он и выпалил одновременно в десяти бессвязных словах, так что поняла его только зверюша.

— Короче, — сказал зверек, устав фонтанировать, и вытащил из кармана кучу мусора, — вы шестеро!

— Ну, — нагло сказали юные зверьки, и замурзанные мордочки засветились любопытством.

— Вот вам мелочь. — Зверек отодрал от мелочи липкий фантик, отковырял семечковую шелуху и измятую до серой пушистости бумажку. — Теперь дуйте в киоск и купите шариков на все. Э, нет, вот вы двое останьтесь, — он указал на самого большого и самого маленького, — а то еще купите мороженого и смоетесь.

— Вот еще. — Зверюша протянула им на ладошке немного денег. — А это точно ничейный баллон?

— Совершенно ничейный, — авторитетно заявил зверек, хотя ничего об этом не знал. Просто ему хотелось успокоить совершенно ненужную, как он считал, вспышку совести у зверюши.

— Ничейный, ничейный! — наперебой заверещали зверьки. Они немедленно рассказали, что баллон валялся, весь такой одинокий, на берегу реки, где его явно забыли какие-то водолазы, а может быть, его выронили с самолета, который тут как раз пролетал два дня назад…

— Брысь отсюда, — усмехнулся Антошка. — У тебя веревочка есть?

Зверюша достала из корзинки катушку толстой и прочной нити.