– Да, – подтвердил Михаил, пожалев, что с ними нет Витьки. Уж тот бы сумел восхвалить великую поэтессу. Он бы ей с три короба наврал о ее гениальности. Михаил с надеждой взглянул на Анюту, но та вовсе не собиралась рассыпаться в похвалах поэтическому дару Злыгости.

К счастью, великая поэтесса в этом не нуждалась. Она считала, что слов, которыми можно оценить силу ее дарования, вообще не существует, и поэтому приняла молчание слушателей за немой восторг.

– У вас нету слов от восхищения? Так я и думала. Не надо слов. Прочитайте лучше свои стихи. Я убеждена, что писать должны все – только пишущий может по-настоящему оценить пишущего. Так не упускайте случая, ибо где вы найдете лучшего критика, чем я? Быть может, мне даже удастся указать вам истинный путь в поэзию. А это пригодится вам значительно больше, чем тайна похищения львов. Поскольку существо, не пишущее и не ценящее стихов, едва ли можно назвать вполне разумным.

Ребята покорно закивали головами. А что им еще оставалось делать?

– Ну-с, с кого начнем? Пожалуй, с девочки. Дамам, надо уступать.

Анюта беспомощно посмотрела на Михаила.

– Но я, правда, никогда не писала стихов. Вот разве что… она задумалась. – Когда-то я придумала четверостишие…

– Не кокетничай! – прервала ее колебания Злыгость.

– Ну, хорошо. Кажется, оно звучит так:

Михаил удивленно посмотрел на Анюту. Он ожидал услышать что-нибудь о розах, а тут…

– Н-да, если учесть, что это первая проба пера, то не так уж плохо. Однако слишком уж оптимистично, слишком поверхностно. Не видно глубины проникновения в тему и серьезного взгляда на жизнь. Хотя, если понимать этот стих в том смысле, что никакой другой приправы к макаронам тебе не дают, то есть допустить, что тут присутствует элемент сарказма… Н-да. Нет. Все равно неважно. Думаю, что настоящей поэтессы из тебя не выйдет. Тем более что ты, в отличие от своего приятеля, не смогла сразу оценить настоящей поэзии. Но это вовсе не значит, что тебе надо опускать руки и бросать работать. В конце концов, миру нужны не только большие поэты, но и малые. Они как бы составляют тот фон, на котором еще ярче сияет истинное дарование.

Анюта слегка покраснела, Михаил легонько подтолкнул ее и прошептал:

– Отлично. Мне понравилось. Я тоже люблю макароны с сыром.

Анюта подняла голову и благодарно улыбнулась ему.

– А теперь мы послушаем воспитанного мальчика, у которого явно присутствует поэтическое чутье. Он, мне кажется, должен понимать в поэзии побольше, – прошелестела Злыгость. – Начинай, я вся внимание.

– Мне неудобно читать свой экспромт после таких блестящих и глубоких произведений, но раз вы настаиваете… – Михаил покрепче утвердился на стволе ивы и начал, стараясь подвывать так же, как великая поэтесса:

– Хм-хм, – оживилась Злыгость. – Очень, очень неплохо! Интонация взята верно. Трагические противоречия мира имеют место. И приятно, что объектом стихотворного исследования выбран достойный субъект. Однако… Зачем эта излишняя конкретность? При чем здесь гриб, который я вовсе не кусаю, хотя и не прочь бы закусить, скажем, чернильным грибом? Зачем упоминать о совести, которая меня вовсе не гложет? И что это за слово – сдохнет? Так можно сказать о собаке, но вовсе не о великой поэтессе! Хотя «тухлый гриб» – это неплохо. «Тошно ей, противно жить» – тоже очень и очень неплохо. Из тебя со временем может выйти толк, если ты, конечно, не будешь злоупотреблять глагольными рифмами.

– Это как? – не понял Михаил.

– Ну, «жить-открыть», «гложет-поможет», «давясь-таясь».