– Под вашим покровительством… – раболепно мямлил сутулый.

– Время, время чувствовать надо! – нетерпеливо перебил его толстяк. – Тебе до меня далеко, должен поэтому особенно нос по ветру держать, движение времени улавливать…

– Анюта, о чем задумалась? – громким шепотом спросил Витька. – Что рот раскрыла? Ты слушай, может пригодиться.

– Да противно мне их слушать! – отмахнулась Анюта. Значительно приятнее было думать о розах.

Пробираясь к львиному постаменту, они увидели несколько удивительных кустов роз. Мало того, что они цвели – это в начале июня-то, и цветы у них были громадные, размером с тарелку, – они, к тому же, были синими. Потрясающей красоты зрелище.

– Помни, если что, на меня не ссылайся. Я скоро вообще от дел уйду. Ну, и сам знаешь, чье дело – спасение утопающих…

– Знаю.

– Тогда дерзай. И помни – умные люди и по облигациям выигрывают. Иди.

Сутулый протянул руку, но толстяк, брезгливо сморщившись, повторил:

– Иди-иди. Провожать не буду,

Сутулый несколько раз суетливо поклонился и побежал вверх по лестнице, а толстяк, скривив губы, пробормотал:

– Руку еще тянет, тоже мне, приятель.

Он расстегнул черный с золотой искрой пиджак, ослабил ворот белоснежной рубашки и начал спускаться к воде. Минут пять молча смотрел на озеро, потом опустился на нагретые солнцем ступени, сунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда надкушенный бублик. Сложил губы трубочкой и пронзительно крикнул:

– Уа-уа! Уа-уа!

Два белых лебедя, услышав призыв, заскользили к лестнице.

Верзилин отломил от бублика несколько кусочков, один сунул себе в рот, остальные бросил лебедям.

– Ну, что, начнем? – спросила Мяфа, выбираясь из сумки. – Ситуация подходящая – противник расслаблен. Мы застанем его врасплох. Свинкль, ты готов?

– Готов, – неохотно отозвался Свинкль. – А хорошо здесь, правда? Это вам не наш Парк, где везде люди, собаки, везде окурки, фантики, стаканчики от мороженого разбросаны. Чистота, порядок. А какие лебеди… – Голос Свинкля стал нежным. Михаил посмотрел на него с удивлением. Он уже успел привыкнуть к тому, что псевдо-поросенок вечно всем недоволен.

– Значит, первой появляется Мяфа. Если ей не удастся обработать толстяка, выскакиваем мы и сталкиваем его в воду. А Свинкль в это время давит ему на психику, – повторил Витька план, разработанный еще на том берегу озера.

– Хорошо, я пошла, – сказала Мяфа и начала вытекать из-за постамента на лестницу.

Верзилин, казалось, нисколько не удивился и не испугался, увидев сидящего рядом с собой кузнечика величиной с собаку. Отломив от оставшегося куска бублика половину, он протянул ее странному соседу и спросил:

– Будешь?

Кузнечик отрицательно помотал головой. Проведя передней лапой по задней, как смычком по скрипке, он извлек из своих конечностей скрежещущий звук, от которого лебеди шарахнулись к центру озера, и пропел неприятным голосом:

– Ясно, – задумчиво сказал Верзилин и потрогал чисто выбритый подбородок. – Механическая игрушка? А где автор?

Кузнечик взмахнул лапками и превратился в большущего мохнатого паука.

– Так. Значит, не игрушка. И не механическая, – продолжал размышлять вслух Верзилин.

– «Все живое особой метой…» – низким утробным голосом продекламировал паук.

– Знаю:

Есенин. Ну, и что это значит? – вопросил Верзилин.

– Что ты – мошенник и вор! – скрипнул челюстями паук.

– Допустим, – безмятежно согласился толстяк.