— Я стану по-прежнему звать вас Селией, если вам угодно, — сдержанно сказала мисс Грэнхем, — но какое…
— Хорошо, значит, решено. Но самая замечательная вещь: наши капитаны договорились, что если погода, — не стану повторять, как именно сэр Генри ее назвал, — словом, если еще сутки не будет ветра, — как вы думаете, сэр, что тогда?
— Не могу представить, мадам, разве что, быть может, они прикажут всем нам свистеть с целью насвистать ветер.
— Ах, полно, мистер Тальбот, вечно вы смеетесь! Вы в точности как мистер Брокльбанк.
Должно быть, на лице моем промелькнуло выражение, показавшее дамам, что именно я почувствовал при таком сравнении. Это вызвало у мисс Грэнхем улыбку, а миссис Брокльбанк на миг даже запнулась.
— Я имею в виду, сэр, привычку смешить. Не проходит и дня, чтобы мистер Брокльбанк не отпустил какой-нибудь шутки, над которой я смеюсь до слез. Иногда я даже опасаюсь, что беспокою других пассажиров.
Голова моя гудела, трещала и раскалывалась. Дамы были где-то далеко.
— Вы сказали, мадам, есть какие-то новости?
— Ах да! Значит, так: если мы задержимся еще на сутки, решили они, то можно устроить бал! Вы только подумайте! Офицеры в парадной форме, музыка — маленький оркестр с «Алкионы»… Событие будет выдающееся!
Путаница в моей голове принимала невероятные размеры.
— Капитан Андерсон согласился устроить бал? Не может быть!
— Не сразу, сэр, не сразу… Говорят, он упрямился, но леди Сомерсет уговорила сэра Генри, который пошел к капитану Андерсону… нет, разве это не замечательно?.. Восхитительно! Более того…
— Более, мадам? Что же еще более восхитительно, чем возможность…
— Такая неожиданность! Говорят, сэр Генри, заручившись согласием капитана Андерсона, пошел далее и высказал предположение, что, войдя в тропики, мы подняли наши сундуки, и был совершенно растерян, узнав, что это не так. Оказывается, на всех судах, перевозящих пассажиров, назначается особый день для проветривания вещей, уборки и все такое — мистер Тальбот, может, и не понимает, но вы, Летиция, поймете. Говорят, капитан Андерсон отменил эту церемонию, будучи в крайнем раздражении, ибо его поставили перед необходимостью — вы только представьте, как он выражается!.. Я узнала это от мисс Чамли, а она — от леди Сомерсет, которой под строжайшей тайной сэр Генри сообщил, будто капитан Андерсон сказал, что он очень разозлился, когда узнал, что ему предстоит везти переселенцев — для него, мол, это все равно что груз живых свиней! Но в результате их разговора мы поднимем на рассвете наши сундуки и кофры, а на закате, в пять часов, начнется бал!
— Если погода не изменится. А если ветер? Мы же не можем плыть и танцевать одновременно.
— Леди Сомерсет утверждает, что ветра не будет — она знает заранее. Она погоду чувствует! Сэр Генри заявил, что в вопросах погоды полагается на свою «маленькую фею». Они превосходная, очаровательная пара. Говорят, они пригласят кого-нибудь из нас к обеду или ужину.
Последовало многозначительное молчание. Ни мисс Грэнхем, ни я, похоже, не собирались его нарушать. Наконец миссис Брокльбанк сама его нарушила:
— У леди Сомерсет есть пианино, но она говорит, что, к сожалению, давно не играла. Она уговаривает мисс Чамли, которая великолепно музицирует.
— Откуда вам все это известно?
— И кто такая, — спросила мисс Грэнхем, — мисс Чамли?
— Мисс Чамли — сирота, леди Сомерсет называет ее чудом.
— Неужели она так талантлива?
— Они взяли ее с собой в Индию, где она будет жить у дальних родственников, так как у нее за душой ничего нет, только умение музицировать.
Сообщил ли я об этом разговоре в надлежащем месте? Не помню. |