– Что, если мы сами пошлем к ним представителей для переговоров? – спросила Седжит. – А ты втайне от всех отведешь их, куда нужно.

Пожалуй, ответ прозвучал резче, чем мне хотелось, но и язык, и все тело словно бы онемели от напряжения.

– Куда я их поведу? И как? Нас заметят прежде, чем мы доберемся хоть до То-кха, не говоря уж о моей родине. И они окажутся в куда большей опасности, чем я здесь: ведь защитить-то их, кроме меня, будет некому! Ваших… – Запнувшись, я оглянулась на Рузд, чтоб та подсказала мне нужное слово, успевшее выскользнуть из прохудившейся головы. – Ваших представителей попросту перебьют. Хотелось бы мне ошибаться, но так оно и будет.

Драконианское слово «самоубийство» было мне неизвестно, и я не сумела собраться с духом, чтобы спросить о нем, но, полагаю, смысл моих слов и без того оказался предельно ясен.

В конечном счете, преодолеть трясины затруднений нам помог только тот факт, что контакт с внешним миром был вопросом, не дававшим покоя старейшинам уже целое поколение, а то и более. Все соглашались: да, контакт неизбежен и необходим, – но дальше этого дело не шло. Как водится во всем мире, старейшины год за годом топтались на месте, не приходя ни к какому решению, однако главная причина их колебаний заключалась в нехватке информации, а теперь с нею было покончено. Более того: мое присутствие также побуждало их к действиям.

– Закрыть на проблему глаза мы не вправе, – без всяких околичностей сказала Тарши. – Варианта у нас три: посадить ее под замок, отправить восвояси или убить.

Дабы не дрогнуть, услышав последнее, пришлось собрать в кулак всю свою волю. К тому времени я была вполне уверена, что Тарши на моей стороне и третья, последняя возможность упомянута ею исключительно ради точности, однако некоторые члены совета – в первую очередь Урте – подобных симпатий ко мне отнюдь не питали. Вдобавок, к старейшинам что ни день прибывали гонцы (гонцы-дракониане, так как посылать со столь важными сообщениями мьяу не подобало) изо всех уголков Обители, подталкивавшие совет именно к данному, третьему пути. По счастью, остальные понимали, что моя казнь проблемы не решит, а между тем другой подобной возможности может и не представиться. Судите сами: часто ли в Обитель захаживали чужеземки, дружественно расположенные к драконам, да к тому же имеющие веские причины быть благодарными ее жителям?

Как ни странно, общая враждебность сослужила мне добрую службу, так как отвратила совет от мысли оставить меня в Обители. Да, теоретически мое продолжительное присутствие могло дать драконианам шанс попривыкнуть к представителям человечества, однако на практике только распалило бы их пуще прежнего. Ну а мое убийство, о чем я прямо сказала Седжит, повлекло бы за собой не только все дурное, связанное с казнью, но и углубило бы трещину, разделявшую прогрессивную, заинтересованную в контакте с внешним миром группировку и реакционеров, ратовавших за изоляцию. Более того: прознай о моей казни люди, мнение общества о жителях Обители будет испорчено навсегда.

Таким образом, полностью удачного выхода у нас не имелось, однако и медлить было нельзя, и посему мы, за отсутствием лучшего, выбрали то, что представлялось наименьшим из зол. С невероятным скрипом, ценою множества ожесточенных прений и склок, мы наконец-то пришли к единому мнению.

По такому случаю старейшины собрались в саду, при свете солнца, где надлежит принимать решения.

– Ты покинешь Обитель, – объявила Кюври от лица всех девяти. – Ступай к своему народу, расскажи о нас людям, а когда они будут готовы, возвращайся к нам.

Мне бы ответить: «они никогда не будут готовы»… но я промолчала. Я тоже была не готова к встрече с советом, однако не повернула назад, поскольку иного выбора не было.