Изменить размер шрифта - +
Никто. Ни вы, ни я, ни Карен. А жизнь полна разочарований. Так что не сомневайтесь, нас всю оставшуюся жизнь будет мучить совесть, что мы могли бы больше сделать для своей дочери, но не сделали. Однако угрызения совести – продукт для внутреннего потребления. И эти сожаления – только наши. И потеря – только наша. И чего бы вы ни добивались, я могу прямо сказать вам, что нахожу вашу затею довольно жалкой.

Миссис Доу сказала:

– Мистер Кензи, можно вас спросить?

Я посмотрел на нее:

– Конечно.

Она поставила чайную чашку на блюдечко.

– Дело в некрофилии?

– Что?

– Этот ваш интерес к моей дочери. – Она протянула руку и провела пальцами по поверхности кофейного столика.

– Э‑э, нет, мэм.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Так в чем же тогда дело?

– По правде сказать, мэм, я и сам толком не знаю.

– Пожалуйста, мистер Кензи! Хоть какая‑то идея у вас должна быть. – Она разгладила подол своей рубашки. Внезапно я почувствовал себя крайне неловко. Стены комнаты словно сжались вокруг меня. Я ощущал собственное бессилие. Ну как я мог в нескольких словах описать желание исправить зло, жертве которого уже ничто не поможет? Как объяснить внезапные порывы, которые направляют, а зачастую и определяют нашу жизнь?

– Я все еще жду ответа, мистер Кензи.

Я беспомощно поднял руку, признавая абсурдность ситуации.

– Она показалась мне человеком, игравшим по правилам.

– И что же это за правила? – спросил доктор Доу.

– Правила жизни в обществе, наверное. Она работала, открыла общий с женихом банковский счет, откладывала деньги на будущее. Одевалась и говорила так, как должны одеваться и говорить люди, – если следовать советам Мэдисон‑авеню. Купила «короллу», хотя мечтала о «камри».

– Не совсем понимаю вас, – сказала мать Карен.

– Она играла по правилам, – повторил я. – А жизнь все равно ее раздавила. Я только хочу знать, было ли все произошедшее случайностью.

– Ага, – выдохнула Кэрри Доу. – И хорошо нынче оплачивается борьба с ветряными мельницами, мистер Кензи?

Я улыбнулся:

– На жизнь хватает.

Она задумчиво посмотрела на стоявшую справа от нее чайную посуду.

– Ее похоронили в закрытом гробу.

– Мэм?

– Карен, – сказала она, – похоронили в закрытом гробу, потому что то, что от нее осталось, нельзя было показывать публике. – Она взглянула на меня, и глаза ее влажно блеснули в тускнеющем свете. – Понимаете, даже способ, каким она покончила с собой, был направлен против нас. Она лишила своих друзей и свою семью последнего шанса увидеть ее, оплакать как полагается.

Я не знал, что на это сказать, и поэтому промолчал.

Кэрри Доу устало махнула рукой:

– Когда Карен потеряла Дэвида, а потом работу и квартиру, она пришла к нам. За деньгами. За крышей над головой. К тому моменту она уже явно принимала наркотики. Я отказалась – не Кристофер, а именно я – финансировать ее наркозависимость и ее жалость к себе. Мы продолжали оплачивать услуги ее психиатра, но решили, что ей пора научиться стоять на собственных ногах. Возможно, мы совершили ошибку. Но, повторись эта ситуация, думаю, я снова поступила бы так же. – Она наклонилась вперед, жестом пригласив меня приблизиться к ней. – Как вы думаете, это было жестоко с моей стороны?

– Не обязательно, – сказал я.

Доктор Доу снова хлопнул в ладоши, и в недвижимом воздухе комнаты хлопок этот прозвучал громче выстрела.

Быстрый переход