У тебя есть теперь эта работа; ты намерена и дальше жить в Финиксе?
— Наверное.
Обед они доели почти молча. То, что хотелось сказать, было уже сказано. Глория закончила первой и заторопилась домой — в девять начинался фильм. Было без четверти восемь. Марвин собирался прийти в полдевятого и отрегулировать новый проигрыватель для компакт-дисков, а до этого нужно было привести себя в порядок. Она положила деньги на стол, и взяла пирожок с предсказанием внутри с собой.
Домой Глория доехала за десять минут. Тарик, к ее удивлению, сидел на кухне и делал уроки. Она спросила, как прошел день, он ответил — прекрасно. Глория поднялась наверх переодеться. В спальне она увидела, что стеклянная дверь на балкон открыта. Ветра не было. Воздух был тих. В небе было полно звезд некоторые из них мерцали. В самой середине темного ночного небосклона висела огромная желтая луна. Глория любила Аризону за это небо. Бассейн в темноте искрился бирюзой. Глория редко плавала в своем бассейне, но тут она разделась и натянула извлеченный из шкафа купальник. Он был тесноват, но сейчас хотелось только быстро окунуться.
Спустившись с террасы, она постояла у бассейна, глядя в него. Вода манила так сильно, что Глория сразу прыгнула, вынырнула, проплыла до стенки и, оттолкнувшись, ждала, пока ее не отнесет на мелкий конец бассейна. Потом встряхнула головой и вылезла. Теперь было хорошо.
Высушившись, она снова вернулась к себе на террасу. Тишина была полнейшая. Глория заглянула в соседний двор. В доме было темно, хозяева уехали за город. Соседи справа смотрели телевизор, голубой прямоугольник светился в проеме кухонной двери. В ее бассейне еще ходили легкие волны. Луна в небе стала казаться больше.
„Эта ночь создана для влюбленных", — подумала Глория. Тихая ночь. Безмятежная ночь. Выпить стакан вина, принять горячий душ, раскрыть постель и заключить друг друга в объятия. Но ей, Глории, это, видно, не дано. Она сама заперла свои чувства в клетку, возвела стену вокруг своего сердца. Вдруг захотелось освободиться. Вспомнился вопрос Саванны: „Что ты будешь делать, когда сын окончит школу и уедет?" Трудно сказать. Но это случится меньше чем через год. Даже если его и не возьмут в оркестр, он все равно уедет. И она останется одна. Вдруг грудь как иглой пронзила боль. Глория подняла полотенце, закрыла дверь на террасу и пошла в ванную — взять лекарство из аптечки. Когда она достала пузырек, неведомая доселе, нестерпимая боль взорвалась в ее груди.
НЕОБОСНОВАННЫЕ ПРИТЯЗАНИЯ
Глория ушла. Свой счастливый билетик я развернула только в машине. Там было сказано: „Твое счастье и твой взгляд на жизнь неотделимы".
„Не врут", — отметила я про себя и вырулила со стоянки. У светофора включила первую скорость, нажала газ, и движок вдруг смолк. Десяток раз я пыталась включить его, но все впустую. Моя машина мешала движению, и все сигналили мне. Я застряла посреди улицы и не знала, что делать. Наконец один парень на красном „ягуаре" предложил позвонить из его машины. Я позвонила в Американскую автомобильную ассоциацию. Скоро оттуда приехали и увезли мою „симку" на буксире. Оказалось, что движок сгорел. Я сама подложила себе свинью: забыла залить масло.
Домой вернулась только около десяти. На ответчике оказалось две записи — Кеннет и, конечно, мама. Голос у нее был вполне веселый, так что я решила позвонить, когда переоденусь.
— Привет, милейшая женщина, — сказала я.
— Шейла-то опять парня родила. Головастый такой. Ты представляешь? Полный дом парней.
— Когда он родился?
— Два часа назад. Я звонила тебе прямо из больницы.
— Как она его назвала?
— Не выговоришь. Джахид, Джалил, Джамал. |