Дорога шла через янтарно-желтый и темно-зеленый ландшафт. Холодные серые зубцы облаков висели на горизонте. Поля, насколько хватало глаз, стояли промокшие и прокисшие. Ряды подсолнухов с колеблющимися поникшими головками чернели на фоне придорожного коттеджа. Как Вилла с ее канареечной головкой… Не завяла ли она так же, не опустила ли вот так голову?

Эбба поехала медленнее, потом свернула на узкую дорогу, обсаженную березами, которая вела прямо в большой помещичий дом в миле отсюда.

— Приехали, — объявила Эбба.

Это был красивый дом цвета ананаса с темно-коричневой облицовкой. Длинный пролет ступеней вел к парадной двери. Головы орлов на балюстраде и длинный вытянутый газон перед домом. Не хватает только павлинов, иронически подумала Грейс, или ручных орлов. Место как раз для них.

Дверь открылась, и на ступенях появился Якоб, протягивая руку и учтиво улыбаясь.

— Добро пожаловать, Грейс, — сказал он.

При дневном свете он выглядел даже старше, бледная кожа обтягивала кости лица. Лет на двадцать старше своей жены, подсчитала Грейс. Возможно, и больше. И что бы ни чувствовала Эбба, выйдя за него замуж, кроме желания получить его титул и красивый дом, это все ушло. Баронесса пронеслась мимо Якоба в большой квадратный, обшитый темными панелями зал, бросив через плечо:

— Пойдемте к камину, Грейс! Выпьем. Как вам нравится наш баронский зал? Когда-нибудь я уберу все эти скучные панели. Все будет белое и золотое, как французское шато. Якоб волнуется, как будут выглядеть его трофеи на этом фоне, но я уберу и трофеи.

Трофеями были олень и кобыльи головы, висевшие рядом с роскошными грубыми мечами и старинными пистолетами.

— И семейные портреты не забудь, дорогая.

Грейс была склонна согласиться. Портреты выглядели декоративно и ярко. Она удивилась, может, Эбба обижалась на предков Якоба, потому что у самой не было ни одного, столь значительного?

— Портреты тоже, — согласилась Эбба. — Я устала жить под этими критическими взглядами. Когда я впервые сюда вошла, я подумала, что никогда не дождусь от них одобрения. Я думала, что они меня не полюбят из-за того, что я молодая. Но потом поняла — из-за того, что я живая. Так просто, правда? Якоб, это я так задираю тебя. Обещаю, что не выкину их пока…

— Я не умру?

— Это как раз то, что я собиралась сказать. Но ты сформулировал это плохо, грубо, — заворчала Эбба, — я уберу их на чердак, пусть остаются там вместе с привидениями. Эти большие дома — не шутка в наши дни. У меня полно работы. Это похоже на Англию, Грейс?

— Все то же самое.

Длинные изящные руки Эббы потянулись к огню, будто они держали что-то тяжелое.

Эбба была серьезным, но одновременно и страстным человеком, немного жестким по сравнению со своим спокойным мужем. Почему? От неудовлетворенности старым скучным мужем? От этого традиционного дома, с неприятием предков? От жизни в деревне? От отсутствия детей?

Грейс взяла бокал шерри у Якоба. Да, ее визит сюда, кажется, ненапрасен.

— Не удивляйтесь и не пугайтесь, если ночью что-то услышите на чердаке, — позднее предупредила Эбба в большой комнате для гостей с занавешенной кроватью. — Это пол скрипит, особенно когда холодно. Очень дорого отапливать комнаты, которыми не пользуются.

— Королева на чердаке, — пробормотала Грейс.

— Что?

— Что-то такое говорил Польсон о Хага-павильоне. Король Густав держал свою королеву на чердаке.

Глаза Эббы слегка подернулись дымкой.