Польсон, как только сели в машину, спросил, как долго тело пробыло в воде. Ему ответили, что, возможно, день-два. И вовсе не обязательно, что смерть наступила в Сигтуне. Это известное место, со школой, рынком, там полно приезжих из столицы. Должно быть, тело прибило в шторм. Оно могло упасть и из лодки. Но это предположение наводит на мысль об убийстве. Молодая женщина была на четвертом-пятом месяце беременности. Если мужчина убил ее, то ему мало полиции или тюрьмы.

Два полицейских с коротко стриженными рыжими волосами и толстыми шеями приветливо улыбнулись. Утопленница не так плоха, признался один из них. Лучше, чем погибшие в автокатастрофах.

Польсон сел в углу и неуверенно улыбнулся. Он был глубоко потрясен новостями, но как будто не удивлен. Его глаза ничего не выражали.

Он не ожидал так скоро снова оказаться в Уппсала, подумала Грейс. Или ожидал?

Они не могли говорить, пока два стража порядка сидели на переднем сиденье. Грейс сказала, что фру Линдстром присмотрит за канарейкой. Птицы в клетках любят компанию, и даже фру Линдстром, которая потрясена случившимся, лучше, чем никого. Сестры Моргенсон погружены в себя. Почему так расстроены старые леди? Их племянник Аксель днем отплыл.

Реакция ван Стерпа, Бейков, Уинифред Райт и других станет известна позднее. Тонкий церковный шпиль в небе указал, что Уппсала рядом. В низком небе летали вороны, вдоль берегов канала в шляпах, тепло одетые, важно прогуливались шведы. Сильный ветер дул в узких улочках. Напротив собора и здания университета располагалось кладбище, затененное высокими деревьями, с замерзшими могильными камнями.

И там, в страшной комнате, лежит Вилла, тоже замерзшая и навсегда умолкнувшая. Грейс сама помертвела в этой молчаливой ужасной комнате. И один из полицейских предложил Польсону повести ее в кафе и напоить кофе. Сержант мог подбросить их туда на полчаса и потом забрать. Такого рода процедура — ужасное испытание для того, кто с этим сталкивается впервые. Никто не останется бесстрастным, особенно когда жертва так молода.

Сперва Грейс думала, что от кофе ее стошнит. Она хлебнула теплой жидкости и испугалась, что не проглотит. Но проглотила. Она не могла позволить себе такое перед Польсоном в чистом приличном кафе с видом на канал. Должно быть, летом отсюда открывается прелестный вид. Блестит на солнце медленно текущая вода, над ней склоняются кроны деревьев. Дома на берегу старые, с длинными лестницами и необычными дверями. Как в Париже, если бы больше цвета и солнца. Но сейчас в черных водах отражалось серое небо. Плыли желтые листья, опадающие со склоненных берез спокойно, меланхолично.

Взглянув на воду, Грейс вспомнила о мертвом лице, о волосах, с которых смылся весь канареечный цвет. Она слегка взбодрилась от кофе.

— Все в порядке, Польсон. Я не собираюсь вас опозорить.

— Это невозможно. — Он коснулся ее руки, взял ее в свою и уже не отпускал.

— Эта вода, должно быть, очень холодная, ледяная, Польсон, она не убивала себя. Она не убила бы ребенка. Она его хотела сохранить. В противном случае она бы сделала аборт, когда он ей предложил. Так ведь?

— Предложил?

— Должно быть. Это спасло бы Густава от развода, которого, я уверена, он не хотел. Так ведь?

— Вы спрашиваете меня? Я не знаю.

— Вы все хорошо знаете. Густав подлец и убийца, и мы его найдем. Я отдам полиции дневник Виллы. — Молчание Польсона заставило ее спросить: — Вы тоже не одобряете?

— Почему тоже? А кто еще?

— Посольство. Питер Синклер. Он принялся ораторствовать, что они могли заявить о дипломатической неприкосновенности с Биллом Джорданом, но не могут сделать этого с Виллой, потому что она уволилась с работы. И они не хотели бы шума.

— Какой шум? Это не более чем сенсация дня, — сказал Польсон.