|
Самому Олегу всегда приходилось принимать то сторону обвинения, то сторону защиты. И это абсолютно не зависело от его симпатии или антипатии к подсудимому. Если он видел, что прокурор «плавает», что следствие проведено поверхностно, с дырами, а адвокат — молодец, Олег вставал на сторону обвинения. Нет, не в смысле вынесения обвинительного приговора, а по ходу суда старался укрепить аргументы обвинения, выявить противоречия и слабые места в позиции защиты, просто — уравновесить шансы сторон перед ним, судьей. Реже, но бывало и наоборот — адвокат «отрабатывал гонорар», думал только о том, как произвести хорошее впечатление на родственников подзащитного. В результате всегда срабатывало правило: если адвокат работал на публику, то для суда, для судебного решения его действия производили нулевой эффект, если не вообще отрицательный. У судей была даже такая шутка: «Три года тюрьмы за преступление, плюс год за адвоката, итого — по совокупности четыре года». Бывало, бывало. Тогда Олег играл за адвоката, трепал прокурора и особенно свирепствовал со свидетелями-милиционерами, которые врали, не стесняясь, лишь бы засадить избранную ими жертву, отнюдь не всегда и вправду повинную. В таких случаях, раздолбав обвинение, Олег возвращал дело для дополнительного расследования, поскольку запрет на вынесение оправдательных приговоров даже он — независимый и непокорный судья Олег Лебедев — нарушать не смел.
Суд присяжных полностью изменил ситуацию. Теперь Олег действительно оказался в положении, когда не только должен был, но уже и реально мог встать над схваткой. Не он в ответе, если присяжные скажут «не виновен». Тогда он просто оформит их вердикт оправдательным приговором, и к нему претензий быть не может. Ну а если «виновен», то либо и вправду виновен, либо пусть адвокатов толковых нанимают, а не тех, кто умеет только щеки надувать. Но дело было даже не в этом. А в том, что если раньше Олег изучал дело от корки до корки, выписывал все противоречия, анализировал доказательства и делать это начинал еще задолго до начала самого процесса, с момента, когда дело поступало к нему, то теперь от этой кабалы он был избавлен. Теперь пусть прокурор с адвокатом «парятся», присяжные слушают, а он... А что, собственно, он? Он будет, как его американские коллеги, «курить бамбук» и следить, чтобы все было «по-честному». Даже когда процесс шел полным ходом и затягивался, как правило, на месяца, Олег мог, придя домой, не думать о том, что ему предстоит делать завтра. Это раньше каждый вечер он составлял план допроса свидетелей на следующий день, просматривал протокол дня минувшего, анализируя и сопоставляя сказанное одним, опровергнутое другим, да еще с учетом того, что они говорили до того, на предварительном следствии. А теперь... Теперь он получал одно из ненадоедающих удовольствий — смотрел, как работают другие. Но каждая медаль имеет две стороны. Олег за всю жизнь не просто привык «вкалывать», он абсолютно не умел жить в ситуации «нецейтнота», он не мог ничего не делать. Раньше отпуска, как правило укороченные, он тратил на писание статей и книг по юриспруденции, но устал от этого занятия сильно. Вечера и выходные, как уже известно, продолжал работать «судьей-надомником». Теперь же метался, как зверь в клетке, не зная, чем себя занять. Ну не телевизор же смотреть. Тем более, что нынешнее телевидение... Да о чем говорить! И вот, в одну из суббот он сел за компьютер и написал коротенький детективный рассказик, почти полностью основанный на реальных событиях. Герой рассказа, районный судья, понимает, что подсунутый ему ментами обвиняемый, как говорится, с преступником рядом не стоял, и сам начинает расследование. Разумеется, он находит преступника и с чувством выполненного долга отправляет того за решетку. Второй рассказ Олег написал в воскресенье. Плотину прорвало. |
