Через две недели случилось новое несчастье. Люсьен доставил перекупщику отменные шкурки нутрии и уже все вращался домой, когда в тумане у его грузовика отказало управление. Машина провалилась в глубокое болото. Пытаясь утешить Дезире, друзья и родные говорили ей, что папочка теперь встретился с ее мамочкой на небесах.

Сестра Люсьена, Евангелина, сразу после вторых похорон взяла девочку к себе.

Именно тогда и приехала Оливия Портер. Заявившись с судебным постановлением в руках, она провозгласила себя опекуншей своей единственной внучки. И тетя, и ее муж, и восемь детей отчаянно возражали, однако Оливия отказывалась уступать.

Семейству Дапри пришлось истратить все свои сбережения и даже продать лучшую рыбачью лодку, чтобы покрыть судебные издержки, но процесс они проиграли...

Роман увидел, как глаза Дезире потемнели от тягостных воспоминаний.

– Должно быть, это очень непросто, – сказал он, – когда теряешь родителей в столь юном возрасте. А меня вот усыновили.

– В самом деле? – Дезире припомнила, что бабушка частенько говорила об их семействе, осуждая миссис Фалконар за то, что та работала вне дома. Интересно, как же бабушка упустила случай посмаковать такую деталь их жизни? – Я и не знала.

– Об этом мало кому известно.

Роман погладил ободок бокала. В его подсознании отчетливо всплыл тот день, когда он узнал правду о своем происхождении. Тогда ему было двенадцать лет. Не дослушав осторожную исповедь родителей, он выбежал из дома и отправился бить стекла в соседних домах. Только сейчас Роман сообразил, что один из этих домов принадлежал Оливии Портер.

– Сначала я никак, не мог с этим смириться, – пробормотал он.

Роман помнил, как родители приехали в полицейский участок вызволять его из-под ареста за хулиганство. Помнил, какую трепку задал ему отец дома. Помнил, как все они потом сидели и плакали, как ему пришлось полгода разносить газеты, чтобы возместить отцу деньги, потраченные на ремонт дорогих стекол в особняках соседей.

– А после я наконец понял, что, каковы бы ни были обстоятельства моего рождения, по крайней мере я оказался в доме у людей, которые любили меня и для которых я был желанным сыном.

Девушка, которая провела большую часть детства и юности в страстных мечтах о тепле родного крова, искренне позавидовала Роману, однако Дезире-репоргер не могла не испытывать любопытства:

– И вам никогда не хотелось выяснить, кто были ваши настоящие папа и мама?

– Конечно же, хотелось. Родители заверили меня, что, как только мне исполнится восемнадцать лет, они сделают все возможное, чтобы помочь мне.

– И помогли?

– Нет. В восемнадцать мне было уже все равно. Тогда я уже понял, что моими настоящими родителями стали люди, которые по своей доброй воле ухаживали за мной, когда я болел, играли со мной в прятки на заднем дворе, подтирали лужицы за щенком, которого я выпросил у них в восемь лет. Они подарили мне тепло настоящей родительской любви – главное, в чем так нуждается каждый ребенок. – Роман вытянул руку, показывая Дезире тяжелое старинное кольцо из тусклого золота со вставкой из оникса. – Это кольцо принадлежало моему деду. «Отец подарил мне его в тот день, когда привез меня из полицейского участка. Он хотел, чтобы я навсегда поверил, что я – Фалконар.

– Вам повезло...

Роман обрадовался, заметив, как на лице Дезире впервые появилась искренняя улыбка. Удивительно, но взаимные признания рассеяли облако напряжения, висевшее до сих пор в кухне. Хотя между Дезире и Романом по-прежнему вспыхивали искры желания, сейчас они, похоже, предпочитали не думать об этом.

Разговор продолжался легко и непринужденно, переходя от работы Дезире на телестудии к сплетням о людях, знакомых Роману по его прежней работе в должности окружного прокурора.