Изменить размер шрифта - +
Мы в оперу  собираемся. Для моих родителей это важно. Ну ладно. Пойдем уже.

Мне самому захотелось уйти, но прятаться в ванной было как‑то тупо, а в дверном проеме стояла Сара, уперев одну руку в бедро; в другой она крутила ключи от машины, словно говоря: Ну, пошли же.

– Да если я даже смокинг надену, твоим родителям нравиться не стану, – прокричал Полковник.

– Я тут ни при чем! Это ты внушаешь им отвращение! – Она помахала ключами у него перед лицом: – Слушай, мы либо идем, либо нет.

– К чертям. Никуда я с тобой не пойду, – ответил Полковник.

– Отлично. Желаю повеселиться. – Сара с такой силой шарахнула дверью, что с моей полки свалилась довольно внушительных размеров биография Льва Толстого (его последние слова: «Люблю истину») и упала на клетчатый пол с громким ударом, словно эхо захлопнутой двери.

– АААААА!!!!!!!!!!!! – заорал Полковник.

– Так значит, это была Сара, – сказал я.

– Да.

– Она вроде ничего.

Полковник рассмеялся, опустился на колени возле нашего миниатюрного холодильника и вынул банку с молоком. Открыл, сделал большой глоток, поморщился, кашлянул и сел на диван, поставив банку между ног.

– Прокисло, что ли?

– А… да, что ж я сразу не сказал. В ней не молоко. Точнее, не совсем. Пять частей молока к одной части водки. Я зову это амброзией. Напиток богов. Запах молока заглушает водку, так что Орел меня не поймает, если только сам не отхлебнет. Плохо то, что по вкусу действительно похоже на кислое молоко со спиртовым лосьоном. Но сегодня пятница, Толстячок, а моя девка – стерва. Будешь?

– Я, пожалуй, пас. – Я раньше никогда не пил спиртного, за исключением пары глотков шампанского на Новый год под пристальным наблюдением родителей, и мне показалось, что с «амброзии» начинать не стоит.

За дверью зазвонил телефон. С учетом того, что у нас на сто девяносто учеников было всего пять телефонов, меня поражало, как редко они звонят. Сотовыми нам пользоваться не разрешали, но я заметил, что у некоторых из выходников они все же имелись. А не ‑выходники в основном регулярно звонили родителям сами, и я в том числе, поэтому сюда звонили только тогда, когда кто‑то из ребят забывал.

– Возьмешь? – спросил Полковник. Мне не хотелось, чтобы он мной помыкал, но ссориться мне тоже не хотелось.

Так что через мерзейшие сумерки я добрался до автомата, висевшего на стене между 44‑й и 45‑й комнатами. Пространство по обеим сторонам телефона было испещрено телефонными номерами и тайными пометками, оставленными ручками или маркерами (205.555.1584; Томми аэропорт 04:20; 773.573.6521; Джей‑Джи – Каффс?) . Если звонишь на автомат – наберись терпения. Я взял трубку где‑то на девятом звонке.

– Чипа позови, – попросила Сара.

Мне показалось, что она звонит с сотового.

– Ага, подожди.

Я развернулся – он уже стоял у меня за спиной, словно знал, что это она. Я передал ему трубку и пошел в комнату.

Через минуту густой и недвижимый воздух алабамской практически уже ночи прорезали четыре слова, которые донеслись и до нашей комнаты.

– Сама иди в жопу! – прокричал Полковник.

Вернувшись, он сел, схватился за свою «амброзию» и сообщил:

– Она считает, что это я настучал на Пола с Марьей. Об этом говорят все выходники. Что я настучал. Я.  И нассали в кеды из‑за этого. И тебя чуть не утопили. Потому что ты живешь со мной, а я, ходят слухи, стукач.

Я попытался вспомнить, кто такие Пол и Марья. Имена казались знакомыми, но я за последнюю неделю много всяких имен услышал, а связать Пола и Марью с конкретными лицами не мог.

Быстрый переход