— Не думаю, что это возможно, — с грустью ответила Марина. — У папы в Лондоне столько дел. Он даже в нашем доме в Райе не бывал подолгу.

— Очень, очень жаль. Такой привлекательный мужчина, как ваш отец, не должен впадать в хандру. Он обязан идти дальше и жить как бы заново.

— Мадам, как вам известно, в Англии существуют сложные правила, которым подчиняется траур… — начала Марина.

— Зачем так усложнять жизнь? — спросила мадам Соланж, пожав плечами. — Я этого не понимаю.

— Мама, мы должны уважать желание Марины продолжать носить траур, — неожиданно вмешался Саймон.

— Bouf! Я бы не хотела, чтобы вы оба ходили с мрачными лицами, когда я умру, — ответила мадам Соланж. — Я хочу, чтобы вы одевались в красное и веселились на вечеринках.

Моника и Саймон рассмеялись. Марина смотрела на них с ужасом. Как они могут хохотать при мысли о смерти своей матери?!

— Ты должна простить нас, — сказала Моника, заметив выражение лица подруги. — Мама всегда говорит, что хочет большую вечеринку, когда умрет. В нашей семье всегда так делают.

— Это довольно чуждо мне, — чопорно поджала губы Марина. Она все больше убеждалась, что не сможет воспринять их отношение к жизни.

— Довольно. Вы расстраиваете нашу гостью, — перебил месье Соланж, который вплоть до этой минуты хранил молчание.

— Pardon, Papa, excusez-moi, — ответила Моника с должной нотой раскаяния.

Беседа замерла; все принялись за легкий полдник.

Напряжение разрядилось, когда дворецкий пришел объявить, что экипаж будет готов через пятнадцать минут.

— Я так жду этого вечера, — сказала Моника, поднимаясь из-за стола.

— Вы должны позволить мне сопровождать вас в театр, — шепнул Саймон на ухо Марине, когда помогал ей встать из-за стола.

— Спасибо, — ответила девушка, еще раз покраснев.

Саймон держался рядом с Мариной. Когда они ехали в экипаже в театр, он задавал ей множество вопросов о Лондоне и о том, как развлекаются молодые джентльмены.

— Я слышал, сейчас в Лондоне очень модно говорить по-французски? — отметил он. — Кажется, я читал в газете, будто молодые люди беседуют исключительно по-французски, когда ходят в свои клубы.

— Ах, леди не позволяется бывать в таких местах, — застенчиво ответила Марина, — потому я ничего не могу сказать на этот счет. Однако вы правы. Мы с мамой и папой не так давно ужинали у Симпсонов, и там множество людей делали вид, что ведут долгие беседы по-французски. Мне говорили, что это сейчас престижно и что даже сам принц Уэльский предпочитает говорить по-французски за ужином.

— Это определенно комплимент для нас, — улыбнулась мадам Соланж.

— Приехали! — воскликнул Саймон.

Марина могла бы поклясться, что за время дороги тот незаметно придвинулся ближе к ней. Девушку лишало покоя ощущение тепла тела Саймона совсем рядом; кружил голову легкий запах одеколона, витавший вокруг него.

Пока все ждали, чтобы открыли дверцу экипажа, Марина украдкой взглянула на Саймона. Он, несомненно, был очень красивым молодым человеком. В нем была какая-то особая опрятность и ухоженность, которых Марина не замечала в большинстве англичан.

Девушка заметила, что кисти его рук очень красивы, ногти безупречны; ей нравились гибкие движения этих сильных, смуглых рук, будто он хотел перенять поводья.

«Интересно, любит ли он ездить верхом, — размышляла Марина, отмечая, что и ресницы у Саймона слишком длинные для мужчины.