|
Хорошо, что в буше, в отличие от Нью-Йорка, никто к этому не придирается. Прислушиваясь к мелодиям этих краев, доносящимся из динамиков на городских улицах, я начинаю знакомство со вкусами и нравами местного населения. Стараюсь собрать о них как можно больше информации, прежде чем приступить к самой, на мой взгляд, изнурительной части путешествия по Австралии. На протяжении следующих семисот километров пустыни, которая отделяет меня от Теннант-Крик, мне встретятся лишь два крошечных поселка. По радио передают песню It's a long, long way…, но местные жители успокаивают меня: на пути я обязательно найду источники с водой. Скорее всего, это будут какие-нибудь водоемы, расположенные в сотне километров друг от друга, но пить из них мне придется на свой страх и риск. В уголке страницы моей записной книжки незнакомый мужчина неразборчиво рисует схему:
— В тридцати километрах отсюда, слева от моста увидишь контейнер с водой неподалеку от балки. Еще в тридцати пяти километрах, на перекрестке с грунтовкой такая же штуковина, чуть левее, рядом с бетонной трубой. Я ухожу из города, до отказа набив свою коляску съестными припасами. Взгляд мой прикован к линии горизонта, за которым теряется бесконечная лента дороги. В течение дня я периодически настолько погружаюсь в себя, что, очнувшись через несколько часов в неизменно пустынном пейзаже, всерьез предполагаю, будто не сделал за это время ни шага. Даже иссушенная красноватая земля под ногами остается такой же, такие же кустики и колючки торчат из нее, такие же камни валяются вокруг, и никто не знает, как они сюда попали, кто их принес, сколько веков тому назад. Все тот же асфальт неизменно скрипит под моими подошвами. И только заходящее солнце сообщает о том, что действительно прошло какое-то время. Мне жарко, очень жарко. В горле пересохло. После Кэтрина один из лимфоузлов, под нижней челюстью слева, здорово распух. Я надеялся, что мой иммунитет справится с инфекцией, но, увы, эта шишка все-таки вылезла. Может быть, обжигающий воздух пересушивает глотку? Дорога невыносимо длинная, полная испытаний, но я стараюсь сохранять ледяное спокойствие, преодолевая последние на своем пути трудности. Примерно через месяц я попаду в Маунт-Айза, а за ним деревеньки будут встречаться на моем пути каждые пять-шесть дней… Это будет совсем простой маршрут! Но сейчас, на пике моего одиночества, тело почему-то решило прийти в негодность. Я по-прежнему питаюсь консервами из банки и всухомятку, упаковками проглатываю быстрорастворимую лапшу. Поскольку больше тридцати литров воды моя коляска просто не выдержала бы, решение нормировать свой паек показалось вполне разумным. Тем временем наступает ноябрь, я очень надеюсь избежать дождей, хотя ночи становятся все более прохладными, а спальника у меня больше нет: я отдал его сыну во время нашей последней встречи на Филиппинах. Тепло, которым солнце питает землю в течение дня, ночью быстро растрачивается. Но пока этого достаточно, чтобы я в своей палатке не сильно замерзал. Часами лежу на полу, глядя в звездное небо, и поджидаю то волшебное мгновение, когда около трех часов ночи проснутся птицы и, сопровождаемые светом луны, наполнят эту безжизненную пустыню своим мелодичным пением, умопомрачительной одой самой жизни. 10 ноября я, грязный и оборванный, сделал остановку в «Доме у трех дорог» неподалеку от Теннант-Крик. Пресытившись за время пути консервами и сухими полуфабрикатами, я заказал шикарный завтрак в ресторанчике возле заправочной станции. Неспешно вкушаю его, чувствуя на себе насмешливый взгляд хозяина, устроившегося возле кассы. Мой нелепый наряд и моя прожорливость порядком веселят его. — Тебе что-нибудь нужно? — наконец интересуется он. — Отсюда и до самой Маунт-Айза нет ничего. Вон те парни тебе запросто помогут! Я выглядываю в окно и вижу на парковке двух человек в форме. Полицейские Дэниел и Дэвид с радостью приходят мне на помощь и везут меня за покупками прямо на патрульной машине. |
