Она огорчилась, когда узнала, что Мерула отправляет сына вместе с Евтихом. Ее пугал незнакомый город. Пять дней пути казались ей вечностью. Клеида никогда не была в Помпеях. Она вообще не имела представления о большом красивом городе, и потому ей казалось, что человек, прибывший в незнакомый город, непременно попадет в беду. Еще она думала о том, что ее сын Стефан слишком доверчив. Она знала, как часто этой доверчивостью пользовался прежний вилик. Этот старый ленивый человек, узнав о том, как грамотен Стефан, прибрал его к рукам и заставлял изо дня в день делать какие-то записи и расчеты — то, что, по мнению Мерулы, вилик обязан был делать сам. Но Стефан очень охотно выполнял распоряжения вилика и так увлеченно работал, что иногда по целым ночам что-то записывал в длинные свитки, сидя где-либо в уголке при свете глиняного светильника.
— Как бы ты не пострадал от чрезмерного усердия… — говорила мать сыну. — Ты бы отказался, сынок. Теперь, когда мы уже свободные люди, ты не обязан подчиняться старому вилику.
— Ты удивляешь меня, Клеида, — отвечал с усмешкой Стефан. — Мы так недавно стали свободными. Старый вилик еще не привык к этому, вот он и заставляет меня выполнять работу, предназначенную ему не только господином, но и всеми богами — покровителями этого поместья.
Когда поручения, связанные с продажей зерна, были переданы Стефану, когда он аккуратно записал все на своей вощеной дощечке, Клеида сказала сыну:
— Как только все сделаешь и освободишься от своих больших Забот, непременно зайди, сынок, в хорошую пекарню и как следует посмотри, как устроены печи, как работает мельница, сколько человек справляется с работой, чтобы нам можно было знать, есть ли надежда когда-либо уйти отсюда и уже совсем свободными людьми жить по-своему, никому не угождая. Ты ведь знаешь, сынок, что моими хлебами господа довольны. Ведь я сама справляюсь с этим делом, имея в помощницах не очень умелую рабыню.
Отец тоже не возражал против того, чтобы посмотреть хорошую пекарню, но при этом говорил сыну, что не скоро еще настанет такой счастливый день. Ведь у них еще много долгов… И не скоро удастся накопить хотя бы две тысячи сестерций на обзаведение хозяйством.
— Ты говоришь так, Мерула, будто чем-то недоволен, — перебила его Клеида. — А ведь грех так говорить. Если мы уже откупились и свободные люди, то разве мы своими руками не добудем того, что нам нужно для скромной жизни?.. Я уверена, что это не праздные мечты. Если хочешь знать, я уже целый год кое-что коплю. Когда у меня бывает свободных полдня, я пеку в своей печке маленькие хлебцы и продаю их путникам, которые нередко проходят мимо. Сколько раз при тебе люди спрашивали, где бы купить хлеба. У нас тут поблизости нет харчевни, а по нашей дороге часто катятся повозки, скачут всадники… Да и колодец, что неподалеку от нашего поместья, привлекает сюда путников. Я хорошо тружусь, Мерула!..
— И сколько же ты заработала, Клеида? Какие-нибудь пустяки?
— За целый год я накопила двести сестерций. Это не пустяк. Теперь на эти деньги я могу закупить зерно. А ты, может быть, как-нибудь в сумерках не откажешься поработать на мельнице, размолоть зерно. Если бы мне не приходилось самой молоть, я бы больше работала.
— Что же ты мне не сказала! — рассмеялся Мерула. — Я готов ночью работать на мельнице.
Клеида целый год тайно от мужа и от сына занималась выпечкой маленьких хлебцев. Это позволяло ей хоть немножко заработать для выплаты долгов, а главное, для того, чтобы потом когда-нибудь устроить пекарню. Она мечтала в маленьком домике соорудить вот такую же, как здесь, в поместье, сводчатую печь, купить жернова и все, что нужно для настоящей пекарни. Клеида много лет была пекарем в поместье, и так хорошо она все это умела, что казалось, совсем не страшно было самостоятельно вести такое хозяйство в городе или при дороге, у харчевни. |