— Твоя обида вылилась потоком желчи, Антоний. Но теперь, когда ты все сказал, я все-таки советую тебе поразмыслить над своей судьбой. Ведь я еще не предложил тебе должности клиента. Я хотел только о тебе похлопотать. Я не навязываю тебе свои хлопоты. Если тебе не угодно, то мне и вовсе этого не нужно. Однако по старой дружбе я считаю своим долгом помочь тебе, хоть ты и заносчив и безрассуден, Антоний. Мне сейчас пришло в голову, что можно было бы воспользоваться судном, идущим к Понту Евксинскому, и дать тебе возможность добраться до Пантикапея, куда ты стремился, как я помню. Там нужны образованные люди. Ты можешь там найти себе применение.

— Хорош совет — отправиться в дальние края, на чужбину, не имея и одного аса. Мне не нужны твои советы. Я и твой наставник, философ Тегет, заблуждались, считая тебя благородным человеком. Ты ничтожен!..

Клавдий Луций не успел ответить, как увидел спину быстро уходящего от него Антония.

— Вот неблагодарный! — воскликнул Клавдий Луций. — Неблагодарный и заносчивый. Ну и пусть! Я ничего не скажу отцу. Я вычеркну из памяти эту встречу… Однако как все это неприятно. Ведь могли же мы и не встретиться в этом многолюдном Риме. И я бы не услышал этих оскорбительных речей…

Расставшись с Клавдием Луцием, Антоний испытывал чувство обиды и горького разочарования. Он и прежде бродил по Риму одинокий и несчастный, а сейчас это одиночество ощущалось еще сильнее. Он понял, что был слишком наивен и доверчив, когда думал, что, встретив кого-либо из друзей дома, он будет спасен. И как глупо было считать друзьями всех тех, кто бывал в доме Тегета. Возможно, что за пышной трапезой, где собиралось множество знатных и богатых людей, не было истинных друзей. Не случайно мудрецы говорят, что друг познается в беде. И вот его друг, Клавдий Луций, оказался недругом и чурбаном. Кому же верить?

Вспоминая сейчас занятия у Тегета и стараясь представить себе Клавдия Луция, Антоний видел неизменно молчаливого и приветливо улыбающегося Клавдия.

«Чем он заворожил нас? — спрашивал себя Антоний. — Умело брошенной фразой, вовремя сделанной паузой, молчанием?.. Этот тонкий с горбинкой нос, это породистое лицо, статность и уверенность в себе — все нравилось Тегету и точно так же производило впечатление на других. Никому не приходило в голову, что за этой внешностью скрывается пустота и бездушие. Да, он не горячился… Он был спокоен… Но он был равнодушен. Вот в чем истина!»

Антоний вспомнил сейчас, что ни разу не слышал от Клавдия Луция каких-либо стихотворных строк. Он явно не любил поэзию и не старался ее понять. Его никогда не увлекали яркие образы, музыка стиха. Он не утруждал себя чтением, а то, что слышал, не запоминал. Но Антоний, такой любитель и знаток поэзии, не придавал этому значения. А сейчас, вникнув в сущность характера Луция, Антоний воскликнул:

— Какой же он актер!.. Он ввел в заблуждение не только меня, но и отца моего, мудрого Тегета. Он играл роль благородного, образованного человека. А в чем проявилась его образованность? Ах, почему уже нет на свете дорогого философа Тегета, как хотелось бы ему рассказать об этом разочаровании! Но если случилось столь неожиданное, то стоит ли искать друзей отца? Если товарищ и друг так жесток и холоден, то люди старшего возраста, знатные и богатые, они и вовсе отвернутся?

Антоний, словно в забытьи, шагал по шумным, многолюдным улицам Рима.