Валя вопросительно блестящими, полными слез глазами взглянула на меня. Я молча кивнул и слегка подтолкнул молодую хозяйку к двери. Она вошла в квартиру номер семь. И не уйдет отсюда до ста лет!..»

…Ну, Саша, что было дальше? Я спрашиваю, как вы жили, работали с Валей. Очень важно это для меня. Расскажи!..

«…Сегодня утром во время завтрака, перед тем, как идти на свой стоквартирный объект, Валя сказала мне:

— Хочу посмотреть, как ты работаешь. Можно?

— Можно. Для тебя все можно. Только зачем тебе это?

— Надо!

— Ну, раз надо… А все ж таки для чего?

— Я хочу увидеть, понять, как ты добываешь сталь. Через это и тебя лучше пойму.

— Я сталь варю. Добывают уголь, руду, золото, нефть.

— Нет, я не оговорилась — добываешь. Подумай.

— Подумал… Пожалуй, ты права.

И вот она на моей рабочей площадке. Экипирована по всем строгим правилам. Комбинезон. Рабочие башмачки. Каска. Синие очки. Рукавицы. Вид самый деловой, неприступный. Молодчина да и только моя женушка!

— Стань вот здесь и смотри.

Я подвел ее к стенке павильона, в котором был пульт управления моей печью. Чуть правее висела мраморная доска с золотой надписью:

«8 июля 1933 г. На мартеновской печи № 1 выпущена первая сталь. Ее сварил Влас Кузьмич Людников».

Я столько раз слышал от деда об этом событии, что мне теперь кажется, будто я тоже варил первую нашу сталь. Будто я хорошо помню, как пробили лётку, как показалось в темной массе что-то ослепительно белое. Потом посыпались искры, потекла тоненькая молочная струйка. На моих глазах она превратилась в ручей, в поток и забурлила в желобе, озаряя лица людей и холодные, не привыкшие еще к огню железные переплеты новенького, недостроенного здания. Помню свою тогдашнюю радость и гордость. Слышу все, что тогда говорилось. «Пошла, поехала, милая!» — сказал Влас Людников. Тысячная толпа закричала «ура»…

В честь моего деда — и в мою честь — висит здесь мраморная, с золотыми буквами доска. Сказать об этом Вале или не сказать? Поймет ли она мою «династическую» гордость? Поймет!

Опоздал сказать! Валя посмотрела на мраморную доску, перевела внимательный взгляд на мое лицо.

— Ты что? — спросил я.

— Твой дед выдал первую сталь!

Не спрашивала, а утверждала. Слово «твой» выделила. И мне не надо было ничего говорить по этому поводу. Я и не сказал. Потом спрашивает:

— А вопрос можно задать?

— Можно. Но в твоем распоряжении минута.

— Что ты успел сделать до моего прихода?

— Подину отремонтировал.

— Что такое подина?

— Валентина! Ты же от корки до корки прочитала «Памятку сталевара».

— Не буду больше. Вспомнила! Подина — это дно огнеупорной ванны, в которой варится сталь. Так? Но меня интересует не только технология…

— Стоп! Все, твоя минута кончилась. Смотри и не кричи «караул» ни при каких обстоятельствах. Место твое безопасное во всех отношениях. Только горячее. Но ты вытерпишь!

И я убежал. На шихтовый двор. Вернулся вместе с составом платформ, заставленных мульдами с ломом. Степа Железняк высунул хобот завалочной машины, подцепил одну мульду, поднял ее на уровень завалочного окна, щелкнул контроллером. Дал хоботу поступательное движение вперед, ловко, без сучка и задоринки, прошмыгнул внутрь печи, щелкнул контроллером, заставил хобот вращаться, вывалил лом на подину, аккуратно разровнял его, перевернул мульду в ее первоначальное положение и вывел длинную руку машины наружу, чтобы бросить на платформу порожняк и схватить груз.