Дородных отмахнулся толстой, тяжелой рукой:

— А зачем мне копаться в их допотопных распрях?

— В горкоме я познакомился с документами, — сказал я, — которые неопровержимо доказывают, что между Булатовым и Батмановым вспыхнул острый конфликт еще осенью прошлого года, что Булатов попросту свел с Батмановым старые счеты, понизив его в должности. Вот она, истина! Вы знакомились с этими документами?

— Видел. Читал. Но я не такой доверчивый, как ты. Меня на мякине не проведешь. — Расхохотался, похлопал меня по плечу. — Не обижайся, Голота. Я человек простой, дипломатии не обучен. Более тридцати лет на периферии вкалывал. Недавно в Москву, в аппарат министерства, попал.

— И успели за короткое время оценить Булатова?

— Его до меня оценили. Коллегия министерства. Он, так сказать, числится в золотом фонде руководящих кадров.

— К чему это вы сказали?

— Так, между прочим…

— Нет. Пытаетесь воздействовать на меня. Нажимаете.

Он помолчал. Не смеялся. Не улыбался. В глазах острые льдинки. Вот он какой, рубаха-парень…

— Ну что ж, — сказал он уже другим голосом, не панибратским и веселым, — раз ты такой догадливый, поговорим откровенно. Не лезь, Голота, на рожон! Я знаю, как ты относишься к Булатову. Коллегия не даст его в обиду ни тебе и никому другому.

— Вся коллегия?

— Вся не вся, а за половину ручаюсь.

— Бывают случаи, что и большинство жестоко ошибается… становится меньшинством.

— Вот ты какой, Голота!.. Ну ладно… Выпить у тебя что-нибудь найдется, секретарь?

Исчезли льдинки в глазах. Дружелюбно смотрит на меня.

— Выпить? — спрашиваю я. — Что желаете? Чай? Кофе?

— Да пошел ты со своим чаем!.. Горилку маешь? Або, на худой конец, спотыкач…

Ушел. А я шагаю по бывшему кабинету Головина и сам себя подбадриваю словами Ленина: «Ни слова на веру!.. Ни слова против совести!»

Объективное познание коммуниста, будь то директор комбината, сталевар или горновой, — важнейшая, если не главная, повседневная обязанность и долг партработника. Надо знать все сильные и слабые стороны людей. Одинаково непростительно и вредно недооценить или переоценить того или иного человека.

Много я уже знаю о Булатове, Колесове, Воронкове, молодом Головине, но все еще считаю, что пока не имею права со всей определенностью докладывать членам бюро обкома, какова природа конфликта между ними. Еще и еще нужны факты. Этим я сейчас и занимаюсь.

Есть у меня еще одна забота: не нервировать людей, которые меня интересуют, не мешать им выполнять свои повседневные обязанности.

Время от времени информирую Петровича, советуюсь с ним. До сих пор мы были единодушны. Надеюсь, и дальше будет так…

Селекторный час. Утренний рапорт проводит Булатов. Никто его не видит. И он никого не видит. Но это не чувствуется. Начальники цехов разговаривают так напряженно, будто сидят перед грозным директором лицом к лицу.

Булатова называют Андреем Андреевичем, а он всех подряд «дорогими товарищами». А иногда совсем просто: «Коксохимическое производство, ваше слово! Докладывайте». Или еще короче: «Копровый!» Так удобнее, экономнее. И нет риска перепутать Ивана Андреевича с Андреем Ивановичем…

Главный инженер Воронков проводит утренний рапорт и другом стиле. Каждого начальника цеха величает по имени-отчеству. И это нисколько не мешает ему быть требовательным.