Через пять месяцев после подъема на Эверест Лопсанг с японской командой поднялся на Чо-Ойю. Весной 1994 года он работал на Фишера в «Экспедиции защитников окружающей среды Сагарматхи» и достиг вершины Эвереста во второй раз, и опять без кислородной поддержки. В сентябре того же года Лопсанг сделал попытку подъема по Западному гребню Эвереста с норвежской командой и был застигнут лавиной; пролетев 60 метров вниз по горе, он как-то умудрился задержать свое падение с помощью ледоруба и тем самым спас жизнь себе и еще двум товарищам, бывшим с ним в одной связке, но его дядя, шерп Мингма Норбу, который не был связан с другими, нашел там свою смерть. Хотя эта потеря сильно потрясла Лопсанга, она не ослабила его рвения к альпинизму.

В мае 1995 года он третий раз взошел на Эверест, не пользуясь кислородом, теперь в качестве работника в экспедиции Холла; а три месяца спустя он поднялся на 8045-метровый Броуд-Пик в Пакистане, работая на Фишера. Ко времени, когда Лопсанг шел на Эверест с Фишером в 1996 году, он имел только три года альпинистского опыта, но за это короткое время он принял участие не меньше чем в десяти экспедициях и заработал репутацию высокогорного альпиниста наивысшей квалификации.

В 1994 году, поднимаясь вместе на Эверест, Фишер и Лопсанг очень восхищались друг другом. Оба они обладали безграничной энергией, неотразимым обаянием и умением покорять женские сердца. Относясь к Фишеру как к наставнику и примеру для подражания, Лопсанг даже начал собирать свои волосы в «конский хвост», как это делал Фишер. «Скотт очень сильный парень, я тоже очень сильный парень, — объяснял мне Лопсанг без ложной скромности. — Мы хорошая команда. Скотт не платит мне так хорошо, как Роб или японцы, но мне не нужны деньги; я смотрю в будущее, и Скотт есть мое будущее. Он сказал мне: „Лопсанг, мой сильный шерп! Я сделаю тебя знаменитым!“ …Я думаю, у Скотта относительно меня большие планы в „Горном безумии“».

Глава десятая

СТЕНА ЛХОДЗЕ

Американской публике не свойственны национальные симпатии к горным восхождениям, в отличие от альпийских стран Европы или от Британии, которая изобрела спорт. В этих странах существовало некое понимание, и хотя простой человек с улицы мог в целом согласиться с тем, что это безрассудный риск для жизни, он все же признавал, что покорение вершины было делом, которое надо совершить. В Америке подобного понимания не было.

Следующий день после нашей первой попытки добраться до третьего лагеря был подпорчен ветром и варварским холодом. Вся команда Холла предприняла вторую попытку, за исключением Дуга (который остался во втором лагере, чтобы подлечить свою больную гортань). Я взбирался по линялой нейлоновой веревке, протянувшейся на триста метров вверх вдоль необъятного склона стены Лхоцзе; казалось, что этому подъему не будет конца, и чем выше я поднимался, тем медленнее двигался. Я подтягивал рукой в перчатке свой жумар вверх по перилам и повисал на нем, чтобы отдохнуть и сделать два обжигающих, тяжелых вдоха; затем я поднимал левую ногу вверх, впечатывал кошку в лед и отчаянно набирал в два приема полные легкие воздуха; потом приставлял правую ногу к левой, делал очень глубокий вдох и выдох, снова глубоко вдыхал и выдыхал и подтягивал жумар вверх по веревке еще один раз. Три последних часа я напрягал себя на полную катушку и предполагал, что буду напрягаться и дальше, по крайней мере еще час, до того как смогу отдохнуть. Таким мучительным способом, продвигаясь шагами, выверенными до дюйма, я поднимался в направлении группы палаток, считая, что они взгромоздились где-то на отвесной стене.