Изменить размер шрифта - +
Приятели мои отъ меня, какъ отъ больного человѣка, давно отшатнулись. Имъ нуженъ такой человѣкъ, который могъ-бы вмѣстѣ съ ними по разнымъ увеселительнымъ мѣстамъ порхать, однимъ словомъ — жизнь прожигать, какъ я прежде съ ними жизнь прожигалъ. А ужъ теперь не могу. Укатали Сивку крутыя горки, какъ говоритъ пословица.

— А вотъ, Богъ дастъ, поправитесь у насъ на легкомъ воздухѣ… - поклонился старикъ-управляющий.

— Да и не отшатнулись-бы приятели, такъ судите сами, кого заберетъ охота ѣхать со мной зимой въ такую глушь деревенскую! — продолжалъ Сухумовъ. — Вѣдь всякаго одурь возьметъ. А что-жъ вы стоите? Садитесь пожалуйста… — опять пригласилъ онъ его.

— Не извольте безпокоиться. Мы постоимъ, — еще разъ поклонился управляющий.

— Какъ постоимъ? — удивился Сухумовъ. — Я васъ пригласилъ сыграть со мной въ шашки, а играть стоя развѣ можно! Нѣтъ, ужъ вы не церемоньтесь и садитесь. Мы вотъ сейчасъ будемъ чай пить… Потомъ закусимъ немножко. Вотъ стулъ… Садитесь къ этому столу. Кладите шашешницу и садитесь.

Уиравляющий положилъ на столъ шашечную доску и осторожно опустился на кончикъ стула.

— Курить не хотите-ли? Вѣдь вы курите? — предлагалъ ему Сухумовъ, подвигая коробку папиросъ и садясь противъ него.

— Благодаримъ покорно, — продолжалъ церемониться старикъ. — Зачѣмъ-же это я буду курить при господахъ! Я успѣю… Да и вообще я только трубку и на воздухѣ…

— Курите трубку, если вы привыкли къ трубкѣ.

Но управляющий остался непреклоненъ. Онъ разставлялъ шашки на шашечной доскѣ.

Вошелъ Полиевктъ съ двумя зажженными лампами и злобно посмотрѣлъ на сидящаго управляющаго.

 

XIII

 

Въ шашки Сухумовъ игралъ плохо. Сыгравъ съ управляющимъ четыре партии и проигравъ ему, Сухумовъ передъ чаемъ отправился, какъ предписалъ докторъ, гулять на дворъ. Ночь была тихая, небо — чистое, кокетливо мигали звѣзды, ярко выдѣлялось созвѣздие Большой Медвѣдицы, вырисовывая фигуру кастрюли съ ручкой. Управляющий сопровождалъ Сухумова. Опять залаялъ большой кудластый песъ, умолкъ и, завилявъ хвостомъ, сталъ ласкаться. Какъ-бы подражая ему, затявкалъ щенокъ и тоже выбѣжалъ откуда-то.

Сухумовъ и управляющий ходили по двору. Сухумовъ жадно вбиралъ въ себя свѣжий морозный воздухъ и смотрѣлъ на небо.

— Ночь-то какъ хороша! А какая красота на небѣ! И тишина!.. Вѣдь вотъ въ Петербургѣ нѣтъ такихъ ночей. Въ немъ, застроенномъ большими домами и освѣщенномъ электричествомъ, не видать звѣздъ, — сказалъ онъ. — Развѣ черезъ Неву на острова поѣдешь. Но и тамъ, главнымъ образомъ, видишь зарево отъ электрическихъ фонарей. Вы бывали въ Петербургѣ, Сидоръ Софронычъ? — спросилъ онъ управляющаго.

— Не трафилось-съ. Въ Москвѣ былъ, когда на военной службѣ состоялъ, — отвѣчалъ управляющий. — Проходили мы черезъ Москву и ночевали въ казармахъ у Красныхъ воротъ гдѣ-то. А въ Петербургѣ не трафилось. Судя по описаниямъ и разсказамъ, Петербургъ — одно великолѣпие.

— Почва, вода и воздухъ, въ немъ очень испорчены, поэтому его можно сравнить съ роскошнымъ гробомъ.

— Что вы! — удивился управляющий. — Говорятъ, электричество такъ блещетъ, что на улицахъ читать можно.

— Это-то вѣрно, но очень гнилой, нездоровый городъ. Созвѣздие Медвѣдицы-то какъ красиво! — любовался Сухумовъ, продолжая смотрѣть на небо. — Вы знаете название звѣздъ?

— Слыхалъ я, что и Львомъ зовутъ, и Тигромъ, и Скорпиономъ, и Псомъ, и Венерой, но думаю, что все это язычество.

— Отчего такъ? То-есть какъ это?.

Быстрый переход