Она протянула Сухумову руку я, улыбаясь, заговорила:

— Ужь извините, что позамѣшкалась… Все по хозяйству… Надо и то, надо и это… А семья большая… Прислуга у насъ есть, но пренеумѣлая да и лѣнивая… И все приходится самой… Сейчасъ сама пирогъ въ печку сажала… Отецъ Рафаилъ у меня человѣкъ избалованный и чуть пирогъ жесткий — сейчасъ браниться начинаетъ. Да что-жъ вы стоите? Прошу покорно садиться… предлагала она Сухумову и сама сѣла въ кресло.

— А вы, Настасья Сергѣвна, должно быть пироги очень любите, — сказалъ появившийся докторъ:- потому когда-бы я ни приѣхалъ — у васъ всегда пирогъ.

— Да вѣдь пирогъ самое выгодное кушанье, Нектарий Романычъ… Я вамъ откровенно говорю, — дала отвѣтъ попадья. — И вкусно, и не дорого. А ну-ка, накорми восемь ртовъ чѣмъ-нибудь другимъ! Къ тому-же у насъ теперь постъ. Да и ничего нѣтъ сытнѣе пирога.

Минутъ черезъ десять, когда уже докторъ, Сухумовъ и отецъ Рафаилъ играли въ преферансъ, племянница отца Рафаила внесла подносъ со стаканами чая. На подносѣ стояли въ вазочкахъ два сорта варенья, медъ и лежало печенье въ плетеной изъ проволоки корзиночкѣ.

— Тоже членъ семьи изъ домочадцевъ нашихъ… Племянница моя Раиса… — отрекомендовалъ ее Сухумову отецъ Рафаилъ. — Брата моего покойнаго, дьякона, дочка.

Сухумовъ привѣтливо поклонился и залюбовался ею. Она не была красавицей, но статна и отличалась замѣчательной миловидностью. Вся ея фигура такъ и ласкала взоръ. Веселые, кроткие глаза смотрѣли успокаивающе. Послѣ того какъ Сухумовъ увидалъ ее въ прихожей, она тоже успѣла переодѣться. Теперь на ней была одѣта черная шерстяная юбка и голубая кофточка. Шею-же украшала черная бархотка, концы которой были свѣсившись на спинѣ.

— Вы кушаете скоромное, такъ можетъ быть сливочекъ къ чаю-то прикажете?.. Я впопыхахъ-то и забыла поставить… — проговорила она, нѣсколько вспыхнувъ въ лицѣ, и тотчасъ-же опустила рѣсницы.

— Что вы безпокоитесь! Благодарю васъ… я съ вареньемъ… — пробормоталъ Сухумовъ.

— Раиса, скажи теткѣ, чтобы она на столъ два лишние прибора доставила. Гости съ нами ужинать будутъ, — сказалъ священникъ племянницѣ. — Да пусть она тамъ селедочку, грибковъ солененькихъ… и все эдакое…

Играли не долго, не болѣе часу, послѣ чего появилась попадья и сказала:

— Ужъ какъ вы хотите, а у меня иначе пирогъ остынетъ. Пожалуйте за столъ… Простите, гости дорогие, но послѣ доиграете… если не можете сейчасъ кончить.

— Да вѣдь мы можемъ и не кончать, а отложить игру до второго нашего посѣщения — отвѣчалъ докторъ (и тотчасъ-же всталъ. — А послѣ ужина намъ пора домой… Моему больному нельзя долго засиживаться и надо пораньше спать лечь.

Поднялись и другие партнеры и направились ужинать.

Въ столовой, разгороженной альковомъ, было душно и пахло деревяннымъ масломъ и дѣтскими пеленками. Подали постный пирогъ, одна половина котораго была начинена капустой, а другая рисомъ съ грибами и лукомъ, а затѣмъ уху и оладьи съ яблочнымъ вареньемъ. Сухумовъ, никогда до сихъ поръ не ѣвший постнаго, ѣлъ почему-то пирогъ съ удовольствиемъ. Ребятишки за столъ посажены не были, не сидѣлъ и старикъ-тесть. Слышно было, какъ они шумѣли въ комнатѣ рядомъ, куда имъ носила ѣду Раиса, прислуживавшая за столомъ.

Послѣ ужина Сухумовъ и докторъ распрощались съ хозяевами и уѣхали домой.

XXII

Докторъ Кладбищенский ночевалъ у Сухумова. Хоть они и проѣхались отъ священника черезъ все село домой, но докторъ все-таки настоялъ, чтобы Сухумовъ передъ сномъ скатился нѣсколько разъ съ ледяной горы на дворѣ ради прибавки моциона и самъ катался вмѣстѣ съ нимъ на обмерзлой рогожѣ.