Сухумовъ поразился, какъ Раиса попала сюда и въ то же время вспыхнулъ отъ удовольствия. Попятилась нѣсколько отъ удивления и Раиса при видѣ Сухумова гостемъ учителя.

XXVI

— Вы какъ здѣсь? — невольно вырвалось у Cyxyмова при видѣ Раисы, послѣ того, какъ онъ отрекомендовался женѣ учителя.

— Такъ-же, какъ и вы, — бойко отвѣчала Раиса. — Въ гости къ Глафирѣ Гавриловнѣ пришла.

Сухумовъ дружески подалъ ей руку и сказалъ:

— Не ожидалъ васъ здѣсь встрѣтить. — Я приѣхалъ сюда училище посмотрѣть и вотъ познакомился съ Иваномъ Иванычемъ.

— А я пришла за рисункомъ для вышивки къ Глафирѣ Гавриловнѣ.

Всѣ сѣли въ комнатѣ съ мягкой мебелью. Она-же, очевидно, была и столовою, такъ какъ посреди ея стоялъ столъ съ висѣвшей надъ нимъ лампой, а въ углу помѣщался маленький шкафчикъ, изъ-за стекла котораго, выглядывала посуда на полкѣ. Шкафчикъ былъ самодѣльный, сплошь оклеенный въ рисунокъ почтовыми марками, отчего при первомъ взглядѣ онъ казался мраморнымъ. Сухумовъ тотчасъ-же обратилъ внимание на шкафчикъ. Учитель замѣтилъ это и похвастался:

— Работа жены. Марки сначала собирала, повсюду выпрашивала, а потомъ оклеила. То-есть самый шкафчикъ-то я смастерилъ на лѣтнихъ столярныхъ курсахъ. Лѣтомъ у насъ въ уѣздѣ столярные и переплетные курсы были для учащихъ, — пояснилъ онъ. — Да и вообще курсы ручныхъ работъ. Преподавалось и плетение корзинокъ, дѣлание коробокъ… А надъ оклейкой шкапа жена много потрудилась.

— Очень кропотливая работа. Я дивлюсь терпѣнию, — похвалилъ шкафъ Сухумовъ.

— О, Глафира Гавриловна у насъ великая искусница! — воскликнула Раиса. — Она у насъ на всѣ руки. Она въ прошломъ лѣтѣ дяденькѣ отцу Рафаилу такъ хорошо вымыла, вычистила и выгладила соломенную шляпу, что шляпа заново стала.

— Глашенька! Чайку господину Сухумову… Я ихъ чайку откушать пригласилъ, — визгливымъ теноркомъ отдавалъ женѣ приказъ учитель. — Поставь скорѣй самоваръ.

Но Сухумовъ остановилъ его.

— Послушайте… Не надо чаю… Я боюсь простудиться послѣ чаю на морозѣ, - сказалъ онъ. — Лучше я такъ посижу… Посижу и выкурю папироску, если позволите.

— Пожалуйста… Сдѣлайте одолжение… Глашенька, спички!.. Но отчего-же вы чаю-то?.. Можетъ быть вы кофейку хотите…

— Нѣтъ, и за кофе спасибо… Вѣдь я больной… Я лѣчусь… Мнѣ чай и кофе запрещены на время…

— Да, да… Мы видѣли, какъ докторъ Кладбищенский проѣзжалъ къ вамъ. Онъ и жену мою лѣчилъ отъ воспаления легкихъ и выпользовалъ. А ужъ какъ она была плоха! Кладбищенский очень хороший докторъ, — говорилъ учитель и опять спросилъ:- Такъ чѣмъ-же васъ угощать? Молока не прикажете-ли?

— И молоко теперь не время. Боюсь озябнуть, — улыбнулся Сухумовъ. — Молоко я пью парное, пью утромъ. Хотя не особенно оно мнѣ нравится, но пью…

— Какой вы несговорчивый! — вставила свое слово Раиса, свѣтло взглянувъ на Сухумова и покачала головой. — А вотъ дяденька, нашъ отецъ Рафаилъ, такъ онъ можетъ чай пить сколько угодно.

Закурилъ папироску Сухумовъ, закурилъ и учитель.

— Такъ вотъ какъ мы живемъ… — сказалъ онъ Сухумову. — Здѣсь чистая комната и столовая, тамъ наша спальня и мой кабинетъ, — указалъ онъ на открытую дверь въ сосѣднюю комнату, гдѣ виднѣлись двѣ кровати рядомъ, полузаставленныя ширмами, оклеенными тоже въ узоръ картинками изъ иллюстрированныхъ журналовъ. — Тоже работа жены, — прибавилъ онъ.