У крыльца стояли еще запряженныя въ сани лошади и звякали бубенчиками.

— Не отпрягали еще? — пробормоталъ Сухумовъ. — Ну, вотъ и хорошо. Самъ я никуда не поѣду, но барышню пусть отвезутъ домой. Полиевктъ, усади.

— Нѣтъ, нѣтъ… я не поѣду… Я пѣшкомъ… Мнѣ надо еще зайти по дорогѣ, - отказалась Раиса и уже не обернувшись къ Сухумову, вышла изъ прихожей на подъѣздъ.

XXXIX

По уходѣ Раисы Сухумовъ впалъ чуть не въ отчаяние.

— Господи, какой я неумѣлый человѣкъ! восклицалъ онъ, хватаясь за голову у себя въ кабинетѣ и ероша волосы. — Даже предложения себя въ мужья не могъ сдѣлать такъ, чтобъ это не было принято за шутку или даже за насмѣшку! И вѣдь всему этому виной моя неврастения. Все это изъ-за того произошло, что не настоящий я человѣкъ, порченный человѣкъ… Увлекаюсь въ дѣвушкѣ простотой, искренностью, наивностью, а самъ какия-то окольныя рѣчи повелъ, сталъ затуманивать простые вопросы и запуталъ, запуталъ дѣло такъ, что она не повѣрила даже въ правдивость моихъ рѣчей.

Онъ недоумѣвалъ, что ему теперь дѣлать послѣ такого недоразумѣния съ Раисой и сгоряча рванулся было сейчасъ-же ѣхать къ священнику, чтобы при немъ, въ кругу его семьи, повторить свое предложение Раисѣ, позвонилъ камердинера, велѣлъ подождать откладывать лошадей, но лошади были уже отложены. Это остановило его порывъ.

«Завтра утромъ, завтра… — рѣшилъ онъ мысленно. — Завтра пойду. Надо обдумать хорошенько, какъ все это сдѣлать, какъ приступить, а то опять наглуплю»…

Весь вечеръ онъ безпокоился, бранилъ себя, терзался, не зналъ, чѣмъ заняться, отказался отъ ужина и радъ былъ, что пришло, наконецъ, время ложиться спать. Онъ легъ, обдумывая даже такой глупый вопросъ, не лучше-ли ему завтра, отправляясь въ домъ священника, надѣть фрачную пару, чтобы этой торжественностью показать Раисѣ всю серьезность его предложения, но тотчасъ-же отклонилъ это намѣрение, говоря себѣ: «Нѣтъ, не слѣдуетъ этого дѣлать… Проще, проще… Чѣмъ проще, тѣмъ лучше… Она сама простая, безхитростная, долженъ и я быть простъ»…

Ночь Сухумовъ спалъ совсѣмъ плохо и видѣлъ тревожные сны, часто просыпаясь. Утромъ поднялся онъ съ постели раньше обыкновеннаго, не дожидаясь, пока камердинеръ придетъ будить его и сидя за утреннимъ кофе, то и дѣло смотрѣлъ на стрѣлки часовъ, негодуя, что время идетъ такъ медленно, что рано еще переодѣваться изъ домашняго костюма, чтобы отправиться на свидание съ Раисой.

Къ священнику онъ рѣшилъ ѣхать за часъ до его обѣда, послѣ своего завтрака, но только что приказалъ закладывать лошадей, какъ къ нему приѣхалъ докторъ Кладбищенский.

— Не завтракали еще? — весело спросилъ докторъ, здороваясь. — Нарочно торопился къ вамъ къ завтраку.

— Нѣтъ еще. Милости прошу… сейчасъ буду садиться за столъ. Очень радъ… — отвѣчалъ Сухумовъ и въ самомъ дѣлѣ обрадовался приѣзду доктора.

Онъ радъ былъ сообщить доктору о происшедшемъ у него недоумѣнии съ Раисой и рѣшилъ просить у него совѣта по этому дѣлу, сейчасъ-же приказавъ черезъ камердинера подождать закладывать лошадей.

— Стало-быть, я вамъ помѣшалъ? Прискорбно. Но я васъ не задержу. Вы только покормите меня и я сейчасъ-же уѣду. Куда это въ такой день собрались съ визитомъ?

— Сейчасъ все по порядку разскажу, не скрывая отъ васъ ни иоты, — отвѣчалъ Сухумовъ, нѣсколько покраснѣвъ.

— Должно быть, очень что-нибудь важное, коли ѣдете въ Крещенский сочельникъ, — сказалъ докторъ, закуривая папироску.

— А что-жъ такое, что въ Крещенский сочельникъ? Я ѣду къ отцу Рафаилу.