— Ахъ, какие-вы! Зачѣмъ-же вы это въ гости покушавши приѣзжаете?

Матушка-попадья укоризненно покачала головой.

— Наливочки рюмочку не прикажете-ли? — угощалъ Сухумова священникъ. — У насъ есть особенная, на морошкѣ… Морошковая…

— Не пью… Запрещено… Вѣдь докторъ Нектарий Романычъ все еще держитъ меня на диэтѣ.

— А вѣдь морошка-то ягода цѣлительная. Она и отъ водянки, она и отъ почекъ, она и…

— Спиртъ… алкоголь… А алкоголь онъ считаетъ для меня ядомъ… Да и вообще…

— Ну, много-ли тамъ спирту!

— Нѣтъ, я прибавила и спирту… — созналась попадья. — Ягода-то водянистая, она очень ужъ разжилила водку, такъ я спирту…

— А мнѣ каждая капля спирта вредна, — говорилъ Сухумовъ.

Отецъ Рафаилъ улыбнулся и сказалъ:

— Хороший онъ человѣкъ докторъ Кладбищенский, и лѣкарь онъ хороший, и рука у него легкая… Нашъ братъ семинаристъ онъ, но очень ужъ на водку нападаетъ. А иногда водка и исцѣляетъ.

— Онъ, какъ лѣкарство, ее признаетъ… Да, признаетъ… Но въ рѣдкихъ случаяхъ.

Сухумовъ говорилъ, а самъ думалъ о Раисѣ.

«Когда-же я съ ней объяснюсь? Когда-же я сдѣлаю ей предложение? Хозяева меня совсѣмъ заполонили», — мелькало у него въ головѣ.

Онъ допилъ свой стаканъ чаю.

— Еще стакашекъ? Теперь съ клубничнымъ вареньемъ или съ медкомъ? — заговорила матушка-попадья, видя, что стаканъ пустъ.

А ужъ изъ сосѣдней комнаты въ это время показалась Раиса съ подносомъ и подошла къ столу, чтобы взять пустой стаканъ гостя.

XLII

Сухумовъ не вытерпѣлъ. На лицѣ его изобразилось страдание и онъ поднялся съ дивана.

— Простите, пожалуйста, отецъ Рафаилъ, но я долженъ переговорить съ Раисой Петровной, — сказалъ онъ. — Я за тѣмъ къ вамъ и приѣхалъ.

— Съ ней? — удивленно спросилъ священникъ. — Говорите, говорите.

Попадья тоже широко открыла недоумѣвающие глаза.

— Можетъ быть, вы хотите съ ней по секрету, такъ намъ слѣдуетъ уйти? — сказала она.

— Нѣтъ, Настасья Сергѣвна. Какой тутъ секретъ. Все равно вы должны узнать. Но я хочу кончить, чтобы знать — да или нѣтъ. Раиса Петровна, могу я?.. Я приѣхалъ возобновить нашъ прежний разговоръ, который происходилъ съ вами у меня дома третьяго дня, но сегодня уже на оффициальной почвѣ. Помните?

Раиса стояла блѣдная и на глазахъ ея показались слезы. Она хотѣла что-то сказать, но не могла.

Сухумовъ вышелъ изъ-за переддиваннаго стола и взялъ ее за руку, повыше кисти. Она опустила подносъ и держала его за одно ушко другой рукой.

— На двѣ-три минуты… А затѣмъ разговоръ будетъ общий, — проговорилъ Сухумовъ.

Не выпуская ея руки, онъ отвелъ ее отъ стола въ противоположную сторону комнаты, къ окну, гдѣ стоялъ трельяжъ и завивался запыленный, темнозеленый плющъ, цѣпляясь по карнизу къ простѣнку надъ зеркаломъ и спускаясь оттуда внизъ длинной плетью.

Раиса повиновалась. У трельяжа она остановилась.

— Вы помните нашъ разговоръ?.. Помните вопросы, которые я вамъ задавалъ? Пошли-бы вы или не пошли за меня замужъ? — спрашивалъ тихимъ голосомъ Сухумовъ. — Вы тогда почему-то приняли ихъ за дерзкую шутку, за, за…

Нижняя челюсть у него тряслась, когда онъ говорилъ. Онъ волновался, перевелъ духъ и закончилъ:

— И вотъ сегодня я уже оффициально приѣхалъ просить вашей руки… Просить быть моей женой…

Раиса заплакала еще сильнѣй.